Дома Лебедева ждал полковник Петров.
— Командующий торопит: сверху требуют ускорения событий. Командарм жмется, ссылается на эсэсовцев и на этом основании выпросил из резерва фронта целую танковую бригаду. Сейчас для него главное — эсэсовцы. Как, впрочем, и для фронта.
— Подождем ночи, — ответил майор.
Он, конечно, мог сказать, что подготовка событий и их развитие происходили без него и нести за них ответственность он не хочет и не может, что недовольный, чересчур требовательный тон полковника неуместен. Но Лебедев ничего не сказал, даже не подумал об этом. Как и всякий штабной офицер, он знал: раз сел на свое место, значит, автоматически принимаешь на себя ответственность за действия предшественников.
Он принялся за дела и вдруг вспомнил о телеграмме от партизан, спросил:
— Товарищ полковник, на кой черт они затевают этот самый футбол?
— Ну — формально — почему бы и не отметить воскресенье хорошим отдыхом? А вообще-то стоит подумать.
Полковник ушел, а Лебедев позвонил Каширину. Тот выслушал сообщение о предстоящем футбольном матче и предложил зайти к нему.
— Не могу. У телефона.
— Ладно, я подскочу.
Каширин пришел со свертком, выложил из него сухарики и вчерашнюю початую бутылку.
— Послушайте, майор. Я убежден, что сообщение о футбольном матче либо ерунда, либо очень важный ход. Что слышно от Матюхина?
— Дал сигнал: противник на месте.
— Врать не станет. Предположить, что их захватили и выжали сигналы, маловероятно. Значит, Матюхин верит в точность донесения. Но давайте опять-таки пораскинем мозгами. Первый день у разведчиков, вероятнее всего, ушел на акклиматизацию: осмотрелись, провели первую разведку…
— Так. Но мне сообщили, что в той стороне был слышен лай собак и там заметили развернутые цепи противника — очевидно, шло прочесывание.
— Ну что ж… Значит, вчерашние наши предположения оказались не беспочвенными. Наш с вами противник отдохнул и разгадал наш финт с Матюхиным. Мы ждали этого. А перестрелка, шум отмечались?
— Нет.
— Наши наблюдатели сообщили, что ракеты взлетали в разных местах. Первые — в полночь, южнее, вторые — в три часа ночи, севернее. Правее. Если предположить, что Матюхин попался и выдал сигналы, то противник не стал бы кочевать. Он выпустил бы ракеты с одного места. А эти, видимо, шли. Скорее всего потому, что кое-что узнали, но сведения показались недостаточными, а уточнить их на месте невозможно. Все правильно, как мне думается.
— Ну, если так, то что значит сообщение о футбольном матче? Зачем партизаны сообщили о нем?
— Они, конечно, лучше об этом знают, — улыбнулся Каширин и налил коньяку.