Бросив труп, Шарафутдинов наклонился, чтобы достать документы, быстро нашел в теплом нагрудном кармане бумажник и стал засовывать его за пазуху. Голова немца тихонько повернулась набок, на губах стал взбухать розовый пузырь. Вокруг него закурчавились розовые же пузырьки. Гафур дернулся, но оторвать взгляда от этих живых на неживом лице розовых пузырьков не мог. Он почувствовал, что левая его ладонь — липкая, и быстро взглянул на нее: она тоже была в розовых разводьях.
Нет, то был не страх. То родилось страшное, нутряное чувство омерзения перед всем тем противоестественным, что только что произошло. Чувство это жило вне мозга, оно было сильней мысли, и поэтому, повинуясь ему, пустой желудок — разведчики шли в поиск на голодный желудок: если ранят в живот, больше шансов выжить — как бы перевернулся, к горлу подкатил комок судорожной, непреодолимой рвоты. Шарафутдинов все-таки нашел в себе силы сдержать этот позыв, рванулся от трупа и, зачем-то перепрыгнув офицерскую фуражку с высокой тульей, парадно лежавшую на грязной доске, выбрался из траншеи.
Сутоцкий с Закридзе отбежали уже далеко. В траншеях противника было по-прежнему тихо. И Шарафутдинов бросился догонять товарищей — прикрытия не требовалось. Бежать вниз оказалось не так уж просто — пришлось балансировать левой рукой, и в какую-то секунду Шарафутдинов увидел между растопыренными пальцами розовые пленочки. И снова яростный приступ рвоты скрутил его. Он упал, перевернулся и успел только стать на колени. Его выворачивало наизнанку, он задыхался, успевая думать: «Что же это? Как же это?»
Вероятно, первым, кто увидел выскочившего на бруствер Закридзе, был Грудинин. Сквозь оптический прицел он сразу определил, что Закридзе вытаскивает на поверхность немецкого офицера, и оценил удачу. Он выделил амбразуру немецкого НП, затаил дыхание и сделал первый выстрел. Трасса родилась где-то над ничейной полосой и вонзилась в амбразуру. Почти никто этого не заметил — мало ли кто стреляет? Но сигнал сразу поняли другие снайперы, и, когда на поверхности появился Шарафутдинов, десятка полтора снайперов попарно уже вели прицельный огонь по амбразурам дзотов и дотов, а четверо, вместе с Грудининым, по НП артиллеристов.
Капитан Маракуша увидел разведчиков почти одновременно со снайперами и приказал позвонить Лебедеву на НП комдива, но там тоже заметили разведчиков, и Лебедев кивнул артиллерийскому офицеру, руководившему артиллерийским прикрытием поиска. Тот отдал приказ через телефонистов и радистов. Что было дальше, можно представить. Старшие на батареях, приняв команду, закричали: