Веда. Постижение Руси. Начало XXI века (Волхв) - страница 38

Шива — это идеал для человека Земли, идеал су­щества, контролирующего чувства, эмоции и любые иные силы, с которыми приходится иметь дело существу во пло­ти. Шива — это путь. Путь от влипшего в Хаос энергий беспомощного джива[20] к свободе равновесия и гармонии. Равновесие сил и гармония энергий — это ключ к началу, к рождению бытия, нового бытия как такового, и странствию в необозримых глубинах сознания. Это идеал непрерывного движения, восхождения от бытия к более высокому бытию. Это идеал рождения Бога здесь на Земле. Удивительное су­щество — Шива. И кто его только посвящал? Такое ощуще­ние, что он знает все, и для его восприятия нет преград. В его взгляде присутствует бесконечная утонченность изначаль­ного источника. Я думаю, что у него нет никакого статуса во Вселенной. Он просто мастер самосознания, самосущего и всепревосходящего бытия. Вот Всевышний — это не мастер, а это статус со всей ответственностью за удел Вселенной. Это потрясающее бытие и по количеству, и по качеству. Он обладает любым мастерством, но, плюс ко всему, он несет колоссальный груз творения.

Сижу вот, жду у моря погоды.

Дождь стих, и даже солнышко выглянуло, пока я писал про Шиву. Тишина наступила бесконечная, и туман спу­стился белый, как знак бесконечности.

Как что-то клюнуло: «Надо идти, несмотря ни на что. Все равно, лучше уже, наверное, не будет». И я двинулся во всех смыслах. И мужик, который подвозил меня на машине, и встретившийся бурят говорили: «Не ходи через остров». Но вот я пошел, таков уж я — «корявый экстремист». Во имя Всевышнего. Я, действительно, уперся в такие мрачные дебри. После трех церемоний Шиве я был уже никакой, а тут еще: туман, облака, никаких ориентиров. В общем, на исходе сил заплутал, и попал в какую-то падь или чадь. Трижды на пути взывал к Всевышнему. От страха и бесси­лия сводило манипуру[21], тошнило. Но назад пути не было. Я знал, что на той стороне острова я должен быть, а вернуться назад — это остаться тем же.

Да, та сторона сильно отличается от этой. Та — зона обитателей турбаз — спокойное, тихое, грязное место. Там хорошо забываться. Ту сторону от этой разделяет непреодо­лимое препятствие: расстояние плюс непреодолимые места, причем, я понял, брать этот приступ надо на одном дыхании. Там нет промежуточных мест, удобных для ночевки. Не­проходимому бурелому не видно было конца, уже темнело. Молитву Всевышнему я стал повторять беспрерывно. Все вещи в рюкзаке были насквозь промокшие, поэтому рюк­зак был вдвое тяжелее. Задыхаясь от усталости, тяжести и непрерывной ожесточенной работы рук и ног, видя, что уже темнеет, я непрерывно на выдохе вслух призывал имя Всевышнего. И вот, наконец, попал в более-менее чистый от бурелома каньон. Я стал натыкаться на след, то чуть вид­невшейся, то исчезающей напрочь, тропинки. В моей душе что-то стало светиться титаническим, грандиозным светом. Я вдруг почувствовал того, кого призывал в единстве всех чувств и переживаний! Это было переживание Всевышнего, в котором слились все чаянья, устремления, чувства, мысли, как мелкие ручейки! Я вдруг реально почувствовал его ды­хание, казалось, что только слезы могли ответить адекват­но этому. Но слез не было. Было ощущение, что я реально и физически, и всяко-всяко разно подхожу к тому, к чему стремилась извечно моя душа, к тому, что я должен был из­начально осознать здесь, на земле, к источнику и цели. И Он ощущался как всепоглощающее дыхание доброты и уча­стия. Но не человеческого участия, его участие в этом мире невозможно ощутить. Оно возможно опосредованно. Это участие выглядело примерно так: «Ну, вот ты и прорвался ко мне! А теперь будь со мной всегда!»