Шарафат принесла чайник чаю, налила в пиалу, поставила перед мужем и присела на край супы. Обмахиваясь белым шелковым платком, довольная, что муж не прогоняет ее, принялась болтать: жаловалась, что в доме много хлопот, что Гульнар до крайности возгордилась, никого не признает, часто сказывается больной.
— А что с ней? Она похудела — наша молодая мать, — насмешливо сказал Салим-байбача.
— Все это не больше как баловство и притворство! Ломается перед отцом. Только вчера была рабыней, а сегодня матерью всей семьи стала. Вот и доказывает нам: «Стерпите — терпите, а нет — широкая вам улица!» Это не вслух, а про себя, на сердце. — Шарафат перевела дух, оглянулась кругом и продолжала, понизив голос: — Правда, некоторые женщины, когда понесут, слабеют, голова у них кружится… Только какая же это болезнь! А Гульнар не успела забеременеть — каприз за капризом…
— Что ты говоришь? — встрепенувшись, поднял голову Салим-байбача.
Шарафат усмехнулась, чиркнула пальцами по животу, будто на домбре сыграла.
Салим уставился на жену:
— Правда?
— А зачем мне врать? Я давно заметила. Да сейчас она и сама не скрывает. Как скроешь, когда живот вспух!
Салим побледнел, сердито отодвинул пиалу, откинулся на подушку.
Шарафат встала.
— Подождите, — усмехнулась она. — Это только первая ласточка. Скоро эта змея окружит нас целым выводком братцев и сестренок…
Довольная, что угодила своим разговором мужу, Шарафат, уверенно ступая толстыми ногами, направилась в ичкари.
Салима-байбачу всего корежило, как после укуса змеи. То, что с первых дней женитьбы отца угнетало его только как предчувствие надвигавшейся опасности, теперь стало неотвратимой реальностью.
Уставившись неподвижным взглядом на ясное голубоватое зеркало хауза, Салим-байбача думал: «Кто такая Гульнар? А я поссорился из-за нее с отцом. Мучился страхом, когда выкрадывал. Потом, чтобы все прикрыть, задаривал. Зятю одному дал пять тысяч! Да элликбаши — две. Эти шакалы, конечно, и дальше не оставят меня в покое. Недавно зять снова намекнул, что нуждается в порядочной сумме. И я должен молчать, терпеть… Эта Гульнар стала подпилком, который рано или поздно подточит мою жизнь. Гордится, что стала во главе семьи Мирзы-Каримбая, ни с кем не разговаривает. А родит — начнет прибирать к рукам богатство… Это не женщина, а шайтан! Первую каплю ее хитрости и коварства мы уже попробовали. Остальное придется испытать, когда родится ее первенец! Молодая красивая жена так закружит голову отцу, что мы, как мыши, удирающие от кота, будем метаться, не находя норы, где бы спрятаться».