Городской глава принял своего ночного спасителя на просторном балконе с видом на Осинку и металлического болвана. Плетеный стол на балконе был уставлен яствами, подобающими скорее не завтраку, а ланчу, и был городской глава не один, — рядом намазывал красной икрой свежую булочку товарищ Луханов, храбрый деятель профсоюзного движения.
Не успел Денис поразмыслить над тем, что в сем гостеприимном месте делает вожак рабочего класса, как Луханов отставил свой бутерброд, вскочил с удивительной для его веса поспешностью и закричал:
— Денис Федорович! Вы представляете — у меня вчера обстреляли окна!
— Когда? — осведомился Денис.
— Ночью! Через час после того, как пытались похититить Геннадия Владимировича!
— И что — вы полагаете, это как-то связано?
— И думать нечего! Есть люди, которые заинтересованы в том, чтобы шахтеры прекратили забастовку. Люди, которые звонили нам с Геннадием и угрожали!
— Но ведь вчера вы не думали, что вам звонили те же самые люди, которые расстреляли пикет, — возразил Черяга, — вы даже, помнится, винили в этом независимый профсоюз.
— Сразу после обстрела мне опять позвонили, — сказал Луханов, — и сказали, что в следующий раз стрелять будут из гранатомета, если я не прекращу забастовки.
Мэр воздел руки.
— Как будто я или Валентин Юрьич можем прекратить забастовку!
Потом спохватился.
— Да вы садитесь за стол, Денис Федорыч! Позавтракаем, чем бог послал.
Бог послал мэру Чернореченска значительно больше, чем он послал шахтерам, и на некоторое время за столом воцарилась тишина, прерываемая лишь звуком ожесточенно жующих челюстей, — трое взрослых мужчин поглощали свежие кусочки белого хлеба, увенчанные черной икрой да белой рыбой, да хрустели огурчиками.
— А вам, Геннадий Владимирович, звонили тоже? — полюбопытствовал Денис, отправляя в рот хрустящую корейскую капусту.
— Да, несколько раз. Мужской голос. Антиопределитель номера…
— Когда звонили первый раз?
— Через два часа после расстрел пикета.
— Вы никого не известили?
Мэр пожал плечами.
— Я очень испугался, но утром мне позвонили еще раз, а потом еще. И каждый раз это были все новые голоса, которые брали ответственность на себя и угрожали выдрать мне яйца, если забастовка не кончится. К обеду мне уже хотелось смеяться. В конце концов, на дороге скопилось тридцать семь поездов, свыше четырехсот вагонов, — считайте, двести фирм и предприятий ждут свой товар. Все они готовы эту забастовку зубами загрызть. Любой из этих фирмачей мог решить, что это классная возможность — лишний раз попугать шахтеров. Авось да выгорит. Мне позвонили раз восемь.