– Ви если хатите курить, курите, пожалуйста, – вежливо сказал частник. – Я сам вообще-то два висщих образования имею, а в Москве недавно, но тут вэдь всэ дэньги, если хочешь что-то сделать в жизни, от Москвы никуда нэ дэться, я всэгда так говорю.
– Я в принципе не… – Митя, пристегиваясь, уже хотел сказать: «не курю», но потом вспомнил, что врет. Некоторое время назад он в своей новой должности научился представительски покуривать и быстро стал типичным social smoker[49]-ом – когда разговор заходил о волнующих его темах, он с предвкушением тянулся за сигаретой. По этому поводу он даже вычитал где-то максиму: “Creative people make the world’s worst social smokers because they are a society unto themselves”[50] и гордо повторял ее в уме, выкуривая сигарету в одиночестве. Вот и сейчас фразу-то он начал, а рука уже лежала на пачке с сигаретой. Мы вряд ли сыщем в себе достаточно здравоохранительного благоразумия, чтоб отказать Мите в посттравматической сигарете. Внезапно Митя спросил у водителя:
– Скажите… как вы думаете, а кот – большой кот – мог человека из окна выкинуть?
– Щто вы говорите, дорогой? – водитель повернул к Мите мягкое доброе лицо.
– Ну, – пробормотал Митя, – у меня есть кот. Только что ко мне влезли в квартиру, но я спасся через чердак, а один из тех, кто влез, вылетел из окна. Мог его кот выкинуть?
– Э… – водитель открыл рот и некоторое время ехал так, пока шоферские рефлексы владели телом. – Я… я, дорогой, не знаю про котов. Я по образованию юрист.
– Понятно, – вздохнул Митя. Сигарета таяла слишком быстро. Водитель молчал.
Одно из самых неприятных предвкушений, данных людям, – ехать куда-нибудь, не зная, что тебя там ожидает. Ихотя самые скверные мысли владеют человеком, едущим домой, чтобы сидеть у чьего-нибудь смертного одра, еще неприятнее тому, кто думает, будто плывет в мирную гавань, но не знает, что лишь несколько минут отделяют его от столкновения с безжалостным рифом.
В Крапивенском переулке, где Митя распрощался с шокированным возницей, нашего героя поджидал неприятный сюрприз. И дело не в том, что окна Пряничного домика были темны (узкий переулок, высвеченный лишь хладнокровной луной и продуваемый зимним ветром, – не самое уютное место для того, кто только что бежал снайперской пули), а в том, что дом выглядел так, словно последние сто лет в нем никто не жил. И уж совершенно точно это был совсем не тот дом, к которому привык Митя. Казалось, вся зловещая местность только и ждала его прибытия, чтобы начать макабрический спектакль. Движение воздуха вокруг Мити прекратилось. Вокруг воцарилась совершенная, удушающая тишина – и это могло что-то напомнить нашему молодому главреду, если бы кирпично-пряничный дом не принялся нарочито медленно осыпаться, оставляя по себе лишь призрачный силуэт привычных контуров. Вместо него прямо перед ошеломленным Митей на ровной мостовой так же неспешно проявилась титаническая черная башня, отливающая серо-голубой тьмой ночи и переломленная пополам. Башню эту кое-где украшали серые подпалины (как будто кто-то метал в нее взрывающиеся снаряды) и пустые окна, ощерившиеся черным. В довершение драматического эффекта чей-то мелодичный голос отчетливо произнес: «Из-за облаков наблюдают за мною враги, сжимающие стрелы в холодных пальцах». Не успел голос закончить, как произошло вот что. С обеих сторон – и с бульвара, и с Петровки – в переулок с односторонним движением въехали черные машины, всем своим видом как бы говорящие, что будущее, конечно, есть, но не у всех.