– А… я… э, да, знаю, что по транскриптоме, – пробормотал Митя и огляделся. – Скажи, пожалуйста, тебе не холодно на веранде?
– Нет! – воскликнул Пчеловодов. – Я же сибиряк. Нам ни жара, ни холод не страшны.
– Да уж, жары сейчас точно бояться не приходится, – кивнул Митя и сел в плетеное кресло, к счастью, снабженное подушками и клетчатым пледом.
Ему было почему-то страшно, что за ним приедут, и он устроил вокруг себя из пледа теплый шалаш. Это немного помогло. Пчеловодов опустился в беззащитно скрипнувшее кресло, а Митя поймал себя на том, что в присутствии больших спокойных людей, прячущих в плечах косую сажень, чувствует себя существенно более уверенно. «Что-то сказал бы об этом Фрейд? Или хотя бы тот же Садко?» – подумал он.
– Так чего это тебя ноябрьским вечером понесло к черту на рога, да на волжские берега болтать о диабете? – спросил Пчеловодов. Митя думал было проигнорировать его вопрос при помощи многофункционального мычания, но вовремя вспомнил Олечку, с которой все началось, и сослался на нее, а Пчеловодов как настоящий человек не стал торопиться с ответным любопытством и матримониальными гипотезами. Они помолчали.
– Слушай, Саша, – спросил Митя после паузы, – а правда, что инсулин – это исторически первый продукт генетической инженерии?
– Правдее не бывает, – кивнул Пчеловодов. – Кстати, рекомбинантный – то есть полученный в результате инжениринга – человеческий инсулин зарегистрировали всего-то без малого сорок лет назад.
– Чем же до этого-то лечили? – не понял Митя.
– А животным, – пояснил Пчеловодов с энтузиазмом. – Открытие и выделение инсулина из поджелудочной железы животных – целая драма! Чего стоит только эпизод, когда Бест и Бантинг – вот как раз Нобелевские лауреаты – прошли по госпиталю в Торонто, делая умирающим детям инъекции… Когда они дошли до последней палаты, дети в первой уже вышли из комы. Я, когда думаю об этом, Митя, понимаю, почему вообще занялся медициной.
Они помолчали, и Митя даже испугался, что настоящий человек пережидает, чтобы из горла ушел комок; Митин-то комок в этот момент как раз проснулся. Но Пчеловодов продолжил совершенно спокойно:
– А ведь до этого сахарный диабет считался смертным приговором. Особенно первого типа! – довольный гигант хлопнул себя ручищей по колену.
– Что же, разницы между человеческим и животным инсулином нет? – продолжал накачивать своей естественнонаучный мускул Митя.
– Практически нет. Со свиным инсулином у венца творения вообще разница в один аминокислотный остаток… Увсех позвоночных инсулин практически одинаковый; для лечения людей можно использовать даже рыбный, – тут генетик смешно открыл и закрыл рот, – просто у некоторых людей аллергическая реакция на такой гормон. Поэтому чистый человеческий инсулин лучше всего. А его, кстати, как и первый чистый животный инсулин, сто лет назад разработала и начала производить одна и та же компания.