Я помню одно мероприятие в Нью-Йорке, на котором группа русских олигархов (именно так) представляла проект памятника Бродскому в Петербурге. Эта инициатива вызывала смешанные чувства. Книга Льва Лосева вызывает чувства однозначной радости и признательности. Это подлинный памятник Бродскому.
Source URL: http://www.svoboda.org/articleprintview/367851.html
* * *
[Русская европеянка Александра Коллонтай] - [Радио Свобода © 2013]
Александра Михайловна Коллонтай (1872—1952) — фигура в своем роде уникальная среди большевиков, даже ранних, то есть сравнительно интеллигентных, вроде Бухарина или Каменева. Еще в советской школе мы о ней узнавали нечто выходящее за все рамки: в воспоминаниях Горького о Ленине рассказывалось, как Ленин смеялся, когда ему передали слова меньшевика Мартова: «В России только два настоящих революционера — Ленин и Коллонтай». Тогдашним школьникам было, конечно, не понять, что это за революционность делала ее сравнимой с Лениным. Но необычное имя запомнилось.
Вторично, в послесталинской уже печати, о Коллонтай написал Илья Эренбург в своих воспоминаниях «Люди, годы, жизнь». Писал, в частности, что она долгие годы была советским послом в разных странах, дольше всего — в Норвегии, вообще, отзывался о ней с исключительной теплотой. Начиналась глава о Коллонтай у него так:
Впервые я ее увидел в Париже в 1909 году, на докладе, или, как тогда говорили, на реферате. Она показалась мне красивой, одета была не так, как обычно одевались русские эмигрантки, желавшие подчеркнуть свое пренебрежение к женственности; да и говорила она о том, что должно было увлечь восемнадцатилетнего юношу, — личное счастье, для которого создан человек, немыслимо без общего счастья.
Эренбург был писатель ловкий, он умел завоевать репутацию человека, заваливающего читателя информацией, при этом почти ничего и не говоря. Вот и в приведенных только что его словах о Коллонтай он, говоря по-лагерному, раскидал чернуху, навел тень на плетень. Что тут на самом деле имеется в виду — это громкая, пожалуй что и скандальная слава Коллонтай как проповедницы свободной любви, «крылатого Эроса», как она это называла, или еще «Любовь пчел трудовых». И, судя по реферату, о котором вспоминает Эренбург, начала она этим заниматься задолго до революции и как бы помимо нее. В этих словах о личном счастье, не мыслимом без общего, Эренбург зашифровал тогдашнюю модную тему, отнюдь не самой Коллонтай придуманную. Тему эту даже не то что придумал, но выговорил, по-нынешнему «озвучил», знаменитый Вячеслав Иванов, поэт, теоретик символизма и, вообще, главная интеллектуальная фигура времени русского культурного ренессанса. Среди любимейших его мыслей была одна о том, что Эрос (тогда не употребляли грубого слова «секс») должен быть соборным и в этом качестве послужить орудием тотального, теургического, как тогда выражались, преображения бытия.