Оба уставились на скрепленную мотком проволоки связку новых амбарных замков, которая лежала на приборном щитке грузовика. Хэнк сунул руку в карман и извлек кольцо с ключами — пять новеньких йельских ключиков. Один должен был подойти к замку на дверях черного хода магазина в городе, четыре — к замкам здесь, в доме. На каждом ключе висела аккуратная бирка.
— О Боже, — сказал он. — Слышь, а что, коли вернуться завтра утречком, пораньше?…
Но Ройял отцепил прикрепленный под приборным щитком фонарик.
— Так не пойдет, — сказал он. — Сам же знаешь.
Они выбрались из кабины. Потные лбы овеял прохладный вечерний ветерок.
— Иди разберись с черным ходом, — велел Ройял. — А я возьмусь за парадные двери и сарай.
Они разделились. Хэнк направился к черному ходу. Сердце тяжело бухало в груди. Ему пришлось дважды нащупывать скобу, чтобы продеть в нее дужку замка.
В такой близи от дома запах старины и гнилого дерева был почти осязаем. В голову Хэнку вдруг полезли все осмеянные в детстве россказни про Хьюби Марстена, а с ними и припевка, с которой они носились за девчонками: «раз-два-три-четыре-пять, не ходи гулять, а то Хьюби придет, на тот свет заберет… не ходи гулять…»
— Хэнк?
Он резко втянул воздух, и второй замок выпал у него из рук. Хэнк подобрал его.
— Соображать же надо! Какого лешего подкрадываешься? Ты уже?
— Ага. Хэнк, кто снова полезет в погреб класть ключи на стол?
— Не знаю, — ответил Хэнк Питерс. — Я не знаю.
— Думаешь, лучше кинуть монетку?
— Ага. По мне, это самое толковое.
Ройял вынул четвертак.
— Скажешь, пока лететь будет, — он подкинул монету.
— Решка.
Ройял поймал четвертак на руку, пришлепнул и показал. Ровно поблескивая, на них смотрел орел.
— Иисусе, — страдальчески выговорил Хэнк. Однако взял ключи и фонарик и снова открыл дверь пристройки.
Он заставил ноги отнести его вниз по лестнице. Когда потолок перестал нависать над самой головой, Хэнк осветил фонариком видимую часть подвала, который тридцатью футами дальше делал поворот в виде буквы «Г» и уходил Бог весть куда. Луч выхватил из мрака стол, накрытый пыльной клетчатой скатертью. На столе сидела огромная крыса. Свет упал на нее, но она не шелохнулась — сидела на пухлых задних лапах и буквально ухмылялась.
Хэнк прошел мимо коробки к столу.
— Кшшш! Крысятина!
Крыса спрыгнула со стола и затрусила прочь, за поворот. Руки у Хэнка затряслись, и луч фонарика рывками заскользил с места на место, выхватывая то пыльную бочку, то сосланный сюда письменный стол, сделанный не один десяток лет назад, то кипу старых газет, то… Хэнк судорожно вернул луч фонарика к газетам и, высветив что-то слева от них, шумно втянул воздух. Рубашка… что это, рубашка? Свернутая, как старая тряпка. Дальше лежало то, что могло быть джинсами. И еще… похожее на…