Джонатан потер рукав своей желтовато-коричневой рубашки.
— Извините меня. У нас маленький ребенок. Нужна срочная медицинская помощь.
— В самом деле? — спросила медсестра и со строгим видом застучала по клавиатуре.
— Да. Я думаю, что он проглотил заколку для волос…
— Действительно? Почему ты не сказала об этом раньше? — спросил Джонатан.
Появился молодой врач с молочно-белым лицом, напоминавший по виду одиннадцатилетнего подростка. И этому ребенку доверили извлекать неопознанный предмет из внутренностей моего сына? Сомнительно, чтобы он закончил медицинский факультет. Чтобы стать настоящим врачом требуются по крайней мере пять лет. Я бы не доверила ему даже пластырь наклеить.
В небольшом, отделенном занавесом кабинете Джонатан объяснил симптомы Бена, который со страхом смотрит широко открытыми глазами на врача, понимая, что его живот собираются вскрыть.
— Температура снижается. Судя по всему, у него гастроэнтерит. Давайте ему пить остывшую кипяченую воду.
Похоже, у врача только-только произошла ломка голоса. Может быть, он даже девственник. И вот в какой-то момент начинаешь понимать, что перед тобой молодой человек и вас разделяет целая пропасть. Вы вставляете слова вроде «классно» и стараетесь держаться с ним по-свойски, говоря: «Мне нравятся твои…», и многозначительно замолкаете, потому что не знаете, как обозвать эти молодежные штаны.
— Так и есть, — произнес врач.
— Что? — рявкнула я.
— Гастроэнтерит. У него был просто приступ этой болезни.
— Вы не будете делать ему рентген? — спросила я резко.
— Нет необходимости. Но вы правильно сделали, что привезли его сюда.
— Я хочу сделать ему рентген, — возразила я.
— Она просто расстроена. Пошли, — сказал Джонатан.
Пока мы ехали домой, я думала, может, не так уж и плохо быть старым. Не надо шататься по вонючим сырым туалетам, извлекать из автоматов — куда огромное количество людей сует свои руки после писсуара — какой-нибудь хот-дог и сдирать с него пыльный целлофан. Ребенок — это то, для чего мы предназначены. Он избавляет нас от неприятностей. Заставляет взрослеть, готовить домашнюю еду.
Джонатан уложил Бена в кроватку. Уже половина восьмого вечера.
— Я вела себя глупо, — сказала я.
— Совсем нет. Ты испугалась. Это нормально.
Джонатан ушел на кухню, чтобы разбавить овощную массу превосходно нарубленной зеленью, выращенной им в новом оконном ящике для растений. Я не понимала, зачем надо было заполнять серебристого цвета лохань удобрением и землей. Чем хуже хранить высушенные продукты в кувшине? Однако в течение недели листья разрослись, и Джонатан появился с горстью петрушки, предлагая мне ее понюхать.