Голт молча пошел в спальню. Трое последовали за ним. Чик Моррисон сел на край кресла, он закуривал и выбрасывать одну сигарету за другой. Слуга совершал слишком много услужливых движений, помогая Голту одеваться, подавал ему запонки, потом пиджак. Здоровяк стоял в углу, держа руку в кармане. Никто не произнес ни слова.
— Пожалуйста, будьте покладисты, мистер Голт, — дал наставление Чик Моррисон Джону Голту, когда тот был готов, и учтиво указал на дверь.
Неуловимо быстрым движением здоровяк схватил Голта за руку и приставил к его боку невидимый пистолет.
— Не совершайте ошибочных действий, — посоветовал он без каких-либо эмоций.
— Никогда не совершаю, — ответил Голт.
Чик Моррисон открыл дверь. Слуга остался в номере. Трое в смокингах молча пошли по коридору к лифту.
Молчали они и в лифте, когда вспыхивающие над дверью цифры отмечали движение кабины вниз.
Лифт остановился на полуэтаже между первым и вторым этажами. Двое вооруженных солдат пошли впереди них, двое — позади. Они шли по длинным, плохо освещенным коридорам, в которых не было никого, кроме вооруженных часовых на поворотах. Здоровяк держал Голта под руку правой рукой; пистолет оставался невидимым для любого возможного наблюдателя. Голт ощущал легкое прикосновение дула к боку; оно не воспринималось как помеха, но о нем невозможно было забыть ни на минуту.
Коридор вел к широкой закрытой двери. Солдаты словно бы растаяли в темноте, когда Чик Моррисон коснулся дверной ручки. Дверь открыл он сам, но внезапный контраст света и шума создал впечатление, что ее распахнуло взрывом: свет шел от трехсот лампочек сияющей люстры в бальной зале отеля, шум представлял собой аплодисменты пятисот человек.
Чик Моррисон направился вперед, к столу ораторов на помосте, высящемуся над заполнявшими комнату столами. Люди, казалось, знали без объявления, что из двух человек, следующих за ним, аплодируют высокому, стройному мужчине с золотисто-медными волосами. Лицо его соответствовало тому голосу, который они слышали по радио: оно было спокойным, уверенным и недосягаемым.
Для Голта приготовили почетное место посередине стола, мистер Томпсон ждал его, сидя справа, а здоровяк ловко пристроился слева, не убрав ни руки, ни пистолета. Бриллианты на обнаженных плечах женщин отражали огни люстры в полумраке столов у дальних стен; суровые черно-белые фигуры мужчин спасали торжественность королевской роскоши комнаты от неуместного в ней вида кинокамер, микрофонов и пока бездействующего комплекта телеоборудования. Толпа аплодировала стоя. Мистер Томпсон улыбался и наблюдал за лицом Голта пылким, беспокойным взглядом взрослого, ждущего реакции ребенка на необычайно щедрый подарок. Голт смотрел на аплодирующих, не игнорируя их и не отвечая.