И указал в сторону матраца.
— Сделай что-нибудь! — закричал Феррис механику. — Чего стоишь, сложа руки? Сделай что-нибудь! Исправь генератор! Приказываю!
— Но я не знаю, что с ним, — сказал, хлопая глазами, механик.
— Ну так выясни!
— Как выяснить?
— Приказываю исправить генератор! Слышишь? Заставь его работать, иначе уволю и брошу в тюрьму!
— Но я не знаю, что с ним. — Механик растерянно вздохнул. — Я не знаю, что делать.
— Это вышел из строя вибратор, — произнес голос позади них; они обернулись; Голт с трудом дышал, но говорил твердым, уверенным голосом инженера. — Выньте его и снимите алюминиевую крышку. Там увидите два сплавленных контакта. Разъедините их, возьмите маленький напильник и зачистите оплавленные поверхности. Потом снова наденьте крышку, поставьте вибратор на место, и ваш генератор заработает.
Несколько секунд стояла мертвая тишина.
Механик неотрывно смотрел в глаза Голту, и даже он смог распознать характер искры в темно-зеленых глазах; то была искра презрительной насмешки. Он отступил на шаг. Своим бессвязно-тусклым сознанием, каким-то бессловесным, смутным, неясным образом даже этот маленький человек понял смысл того, что происходит в подвале.
Механик поглядел на Голта, троих наблюдателей, машину, содрогнулся, выронил плоскогубцы и выбежал.
Голт расхохотался.
Трое наблюдателей медленно попятились от машины. Они силились не позволить себе понять того, что понял механик.
— Нет! — внезапно завопил Таггерт, глянул на Голта и бросился вперед. — Нет! Я не дам ему так отделаться! — Он опустился на колени и лихорадочно стал искать алюминиевый цилиндр вибратора. — Я починю его! Я сам буду управлять машиной! Мы должны продолжать! Должны сломить его!
— Успокойся, Джим, — с беспокойством сказал Феррис, поднимая его на ноги.
— Не лучше ли… не лучше ли отложить до завтра? — умоляюще произнес Моуч; он смотрел на дверь, за которой скрылся механик; во взгляде его сквозили зависть и ужас.
— Нет! — выкрикнул Таггерт.
— Джим, разве с него недостаточно? Имей в виду, нам нужно быть осторожными.
— Нет! Недостаточно! Он даже ни разу не завопил!
— Джим! — выкрикнул Моуч, испуганный выражением лица Таггерта. — Мы не можем себе позволить убить его! Ты это знаешь!
— Наплевать! Я хочу сломить его! Хочу, чтобы он завопил! Хочу.
И тут завопил сам Таггерт. Это был внезапный, долгий, пронзительный вопль, словно при каком-то неожиданном зрелище, хотя глаза его были устремлены в пространство и казались невидящими. Зрелище это возникло в его сознании. Защитная стена эмоций, уклончивости, притворства, полумышления и псевдослов, которую он возводил всю жизнь, рухнула в один миг, в тот миг, когда понял, что хочет смерти Голта, полностью сознавая, что за нею последует его смерть.