— Насмотрелись западных фильмов — понятно каких! «Валетом», понимаешь!
(Я к тому времени ни одного специально «такого» фильма вообще не видела. А вот начальство-то наше как раз насмотрелось, понимаешь…)
Потом Сизов совершенно неожиданно дал слово мне. Я смотрю на Эмиля. Он — сама непроницаемость. Тогда я набираю побольше воздуха — и вперед:
— Эмиль Вениаминович запретил мне как режиссеру фильма спорить с вами. Я не могу его ослушаться — он мой Первоисточник. Но я все равно буду спорить с вами… как женщина… Почему вы считаете… — и дальше пошла (от зажима) в наступление…
Как ни странно, многое удалось отстоять. Но от пяти-шести своих замечаний Сизов не отступал ни на пядь.
Поправки я сделала. Картину успешно сдала в Госкино. Но меня эти поправки изъели-источили. Решила еще побороться.
Я знала, что Николай Трофимович приходит в свой мосфильмовский кабинет по субботам. Чтобы спокойно поработать в тишине.
Прихожу в субботу. Топчусь в его приемной. Выходит Сизов:
— Чего надо?
— Вот сдала картину в Госкино.
— Поздравляю! — и поворачивается, чтобы уйти.
— Николай Трофимович! Давайте вернем вырезанные эпизоды! Лучше было!
— Да ты что? Уже в Госкино приняли. Нельзя!
— Они не заметят, честное слово. Я тихо верну. По-пластунски.
Сизов рассмеялся такой моей наглости.
— Ну давай, ладно…
За «Суету сует» я получила много красивой «посуды». Два огромных бокала красного хрусталя — приз за режиссуру на фестивале «Молодость “Мосфильма”». И еще высокий металлический кубок без специального назначения — приз от прокатчиков (фильм шел очень успешно).
Кстати, успех фильма очень воодушевил Брагинского. Для Эмиля Вениаминовича было очень важно, что он сделал хорошую картину с начинающим режиссером.
Немножко отдохнем
Застойные времена. Застольные времена.
Были дни «Мосфильма» в Ереване. Мы полетели по личному приглашению Демирчяна, первого секретаря ЦК Армении. Во главе нашей делегации — лично Николай Трофимович Сизов.
В холодильнике моего ереванского номера — вино и фрукты. В ванной можно танцевать вальс.
Возят нас на «Чайке». На переднем сиденье — Сизов. А сзади Жанна Прохоренко, Жанна Болотова и я. Иногда к нам присоединялся режиссер М.
Водитель «Чайки» так гордился своей машиной и своими пассажирами, что ездил вопреки всяким правилам. Если же гаишник пытался его урезонить, наш «рулевой» делал такое нецензурное лицо и показывал такой выразительный жест, что «наглец» краснел и терялся.
Николай Трофимович Сизов когда-то был крупным милицейским чином. Одним из тех, кто подписывал протокол о расстреле Берии. Сизов был свидетелем его казни. Рассказывал, как Берия плакал, как наделал от страха в штаны, как не хотел расставаться с жизнью — он, человек, для которого чужая жизнь никогда не представляла никакой ценности… Николай Трофимович знал также много интересных милицейских историй. И иногда делился с нами… Рассказчик он был своеобразный: ни лишних слов, ни лишних эмоций. Но от этого все его истории выглядели абсолютно достоверными, настоящими, правдивыми. Думаю, так оно и было.