Луч восходящего солнца окрасил окно дома, мимо которого я проходил. Чья-то комната залита красным. Как когда-то та, другая комната. Я стоял у окна и смотрел на закат, один из тех, которые любила рисовать Катя. Я стоял у окна… Я готовился к чему-то очень важному. Для себя или для того, кто еще там находился? Комната была залита красным. Я боялся отойти от окна. Боялся того, кто находился вместе со мной в этой комнате, боялся сделать то, к чему готовился и что сделать было необходимо. Я стоял у окна и не мог оторваться от заката. Где, в каком пространстве находится это окно? Из окон моей квартиры не видны никакие закаты.
Телефонный звонок вывел меня из закатного транса. Я резко обернулся – и с размаху налетел на… закат. Точную копию, двойника, близнеца того, на который я так долго смотрел. В углу за шкафом, залитым красным, произошло шевеление. Громко стукнул, ударившись об пол, какой-то тяжелый предмет. Я поднял трубку – и все изменилось: появилась возможность дышать, отпала эта страшная необходимость доделать то, чему помешал закат. Не обратив внимания на упавший предмет, я выбежал из комнаты.
И наступило счастье, какого никогда не наступает в обычной человеческой жизни, только в фантазиях, за которые изо всех сил цепляешься. Такое огромное счастье, что выдержать невозможно. Я гнал машину, уносясь из кошмара в счастливейший сон.
Я гнал машину и не мог, просто физически не мог сбавить скорость, совсем как до этого не мог оторваться от заката. Движение – эта бешеная гонка – помогало мне уцепиться за те невероятные слова, которые я услышал по телефону, и не сойти с ума.
Страшный грохот, визг тормозов, человеческий крик и звон разбившегося стекла вывели меня из этого транса скорости.
Мокрый, закатного цвета асфальт был усыпан осколками. Безжизненное лицо девушки, лежащей на усыпанном стеклами асфальте, было тоже окрашено в закатный цвет.
Полина. Полина Лаврова. Теперь я все вспомнил.
По странному – смешному, мучительно смешному, потому что в тот момент я был в самой настоящей истерике, – стечению обстоятельств ее привезли в ту же больницу, где лежал мой отец. Почему я ни разу ее не навестил?
Потому что…
Гудение мотора и скрип шин в третий раз – и уже окончательно – вывели меня из транса, из транса воспоминаний, не позволив дойти до конца. Оборачиваясь, я зажмурился, боясь натолкнуться на отраженный в зеркале закат, на усыпанный стеклами в закатный цвет окрашенный асфальт. Но ничего страшного не произошло. Машина, затормозившая возле меня, была очень знакомой, но совершенно целой, обыкновенной, не пострадавшей ни в одной аварии. Из машины вышел вполне живой и здоровый человек, Беляев Семен Александрович, мой пропавший адвокат.