— На войне и плохая лошадь приносит пользу, — уверенно произнес он. — Немножечко терпения, я растолкую вам.
Парикмахер подправил костер и продолжал:.
— Есть притча одна. В былые времена Искандер Зулькарнайн дал бой царю по имени Доро. У каждой стороны было несметное число воинов. Знамена, говорят, солнце заслоняли. Перед большим побоищем поутру Искандер надел золотые доспехи. Сел на коня, который мог и через гору перескочить, и выехал на бранное поле. Оглядел свои войска. У всех кони ржут, нетерпеливо кусают удила… Среди них только у одного джигита лошадь махонькая, худущая, смирненькая. Не ржет и не бьет землю копытами, Искандер гневно подскочил к нему: „Эй, трус, не стыдно тебе садиться на такую клячу? Да как ты будешь на такой кляче воевать?“ Джигит ответил: „О повелитель мира, все, кто сидят на хороших конях, — трусы!“ Искандер, удивленный, попросил: „Раскрой мне смысл своих слов“. „Они только и думают о том, чтобы ускакать на своих конях-летунах, если враг начнет одолевать… Моя же цель — не бежать, а вот на этой кляче до конца драться на саблях с врагом!..“ Эти слова очень понравились Искандеру.
Парикмахер посмотрел на лейтенанта и хитро улыбнулся.
Лейтенанту нечего было возразить, он покачал головой, улыбнулся. Как говорится, сказка — ложь, да в ней намек — добрым молодцам урок.
— Вот видите, — тоном победителя произнес парикмахер.
Он, чувствуется, был очень доволен и даже возгордился своей притчей.
Но Камал сбил с него спесь:
— Все это так, но мы намерены отсюда гнаться за отступающим врагом. А для этого нужны настоящие аргамаки.
— Вначале надо сломать хребет врагу. А врага без хребта можно догнать и на муле, — не унимался уста.
Камал засмеялся:
— Вам, оказывается, невозможно мат поставить. Остер вы, остер!
Когда парикмахер ушел, Камала одолела дрема. Потирая глаза, он попытался встать. Но тяжелая усталость совсем разморила его.
Подошедший Терещенко улыбнулся. Он снял свою шинель, постелил недалеко от огня на плащ-палатку, затем сильными руками легко поднял Камала, положил его и заботливо подоткнул шинель под бока.
Оправив свой ватник и надвинув поглубже на голову шапку-ушанку, Терещенко опустился на корточки у костра, уже покрытого легким слоем золы, и тихо, очень тихо запел одну из своих любимых песен, которых он знал очень много.
Так до утра сидел он, покачивая головой в такт песне.