Только одна Кожухова может поддержать меня, а больше никто.
А что изменится для меня от того, будет Грохотов в партии или не будет? Ничего! В прямую драку он со мной не полезет. А если рискнет, у него положение невыгодное: скажут, мстит за обиду.
Меняй курс, Телятников, меняй, пока не поздно. Сегодня вечером зайду к нему домой. Скажу: «Пришел поговорить по душам. Что же ты, дорогой товарищ Грохотов, раньше мне все не рассказал? Я же не бог, у меня нет такого прибора, чтобы обо всем догадываться. Познакомь меня со своей очаровательной жинкой. Хорошая она у тебя женщина». И матери скажу: «Что же ты, Екатерина Павловна, как член КПСС с 1941 года, стаж не маленький, а не подсказала? Ай, как нехорошо! Где внучка? С детскими яслями выехала? С нашими? Прекрасно. Мне сказывали, ее вроде принимать не хотели? Что же ты, Николай Сергеевич, раньше ко мне не зашел, не рассказал об этом возмутительном безобразии. А Екатерина Павловна тоже хороша: не могла подсказать. Ну, раз приняли, стало быть, в этом вопросе моя помощь не нужна. Не собираетесь? Я в воскресенье еду посмотреть, как там цветы жизни. Чем кормят. Как поливают. Могу взять. Место будет. Даже два». Что, мне жаль? Пусть поедут…
Меняй курс, Телятников, меняй!
Сегодня год, как я стала секретарем райкома. Никто из моих домашних об этом не вспомнил. Алеше сейчас прибавилось хлопот, надо помочь жене покойного брата обменять квартиру на меньшую. Пенсию Мария Захаровна получит небольшую, и содержать теперешнюю квартиру она не сможет, да и не хочет. Костя заявил, что ему площадь в Москве не нужна, он твердо решил уехать куда-нибудь подальше. Пусть едет, поживет самостоятельно, это ему будет только на пользу.
Все-таки чуть-чуть обидно, что Алеша и Таня не вспомнили о моем «юбилее». Но как только я вышла на улицу, мою «обиду» словно рукой сняло, вернулось чувство юмора: «Что Это тебя, голубушка, на «юбилей» потянуло?»
Первым в райкоме я встретила Митрофанова. Вчера я поговорила с секретарями райкома и с секретарем нашего партбюро Анфисой Андреевной. Оказалось, что все они, причем давно, считают, что Митрофанова надо освободить. Второй секретарь Петр Евстигнеевич предложил:
— Хотите, я с ним поговорю?
А Георгий Георгиевич отсоветовал:
— Пусть Лидия Михайловна сама. Только надо сначала подумать, куда его устроить? У него двое детей.
Я подумала: «Он знает, сколько у Митрофанова детей, а я не знала. Эх, Лидия Михайловна, когда же ты по-настоящему работать научишься? А еще «юбилей» хочешь справлять!»
Митрофанов спросил меня: