Но не таков Юрий Андреевич Христофоров, чтобы пасовать перед трудностями… Он оглядел своих не столько верных, сколько приученных повиноваться помощников и скомандовал:
— Наливай, Поляков! Как это поется: «Что вы, черти, приуныли…» Прямой опасности я еще не вижу, а бдительность мы усилили. Борзов, сними Ложкина с караула. Вольно!
И началось прожигание жизни по-краюхински. Поляков торопливо разлил водку. Стряпков громогласно изрек любимый клич:
— Шампанского и фруктов! И дам переменить!
Единственной дамой в отдельном кабинете была молодая мускулистая женщина-кочегар в кожаном переднике, изображенная, местным художником Леоном Стеблиным на фоне огнедышащей топки.
Выпив по одной рюмке, руководители «Тонапа» покинули зал заседаний — Христофоров и Стряпков, как настоящие администраторы, предпочитали не быть с массой на короткой ноге.
В коридоре Христофоров пропустил Кузьму Егоровича вперед, а сам шмыгнул в умывальник и принялся тщательно мыть руки. Мыл он столько времени, сколько, по его расчетам, потребовалось Стряпкову, чтобы выйти из ресторана и немного прогуляться по набережной. Вместе со Стряпковым выходить из питейного заведения не полагалось: воспоминания молодости не позволяли Юрию Андреевичу быть беспечным.
Оказавшись на улице, Христофоров посмотрел направо, чтобы убедиться, следует ли Кузьма Егорович в указанном ему направлении. Мысленно похвалив своего основного помощника за дисциплинированность, Христофоров повернул налево, к дому, не подозревая, какая его там ждет неприятность.
Будь Юрий Андреевич малопроницательным человеком, он бы не сразу заметил, что дома стряслась беда. Внешне все было как всегда: накрытый к обеду стол, на котором розовой башенкой выделялся любимый графин с водкой. Аромат свежих огурцов и укропа возбуждал аппетит, а при взгляде на селедку, обложенную мелко нарезанным зеленым луком, непроизвольно начинались глотательные движения.
Юрий Андреевич, как всегда, переоделся в пижаму, вдвинул ноги в спортивные тапочки и направился к раковине совершать омовение. И тут сработала его проницательность. От тишины, царившей в доме, от таинственного шороха в комнате дочери Христофорову стало не по себе.
— Что у вас стряслось? — спросил он жену, пощупав на всякий случай в кармане ключ от чердака.
— Ничего не произошло, — равнодушным тоном ответила Марья Павловна. — Что у нас может произойти?
— А кто вас знает, — буркнул глава семьи, старательно намыливая руки «красным маком». — Почему Зоя меня не дождалась? Одна пообедала?
— А она не обедала, — уже с едва уловимой трагической ноткой в голосе объяснила жена.