Калеб протянул руку, чтобы достать документ, и незаметно обмакнул бумагу в липкую лужицу пролитого рома.
— Извини, — пробормотал он, поднимая лист и смахивая с него ром. — Здесь трудно разобрать: ром залил бумагу.
— Постарайся! — сказал Риган, с подозрением наблюдая за мальчиком. — Ну читай! Что там написано?
— Здесь… говорится… что Сирена Елена Рамос Кордес, — тихо начал Калеб, заменив имя Исабель на имя Сирены, — старшая дочь дона Антонио Кордеса Савареса обещана в жены Ригану Питеру ван дер Рису. Здесь говорится… что главы семей пришли к соглашению соединить эти две старинные знатные фамилии, оказывая честь друг другу. И далее определены подробности финансового соглашения.
— Там действительно все так написано?! — Риган пьяно рассмеялся.
— Да! — прошептал Калеб. — Мне убрать этот документ?
— Не надо убирать — выбрось его! Когда-нибудь я заменю его бракоразводным документом!
— Почему ты хочешь сделать это? — мальчик задрожал.
— Почему? Потому что я так решил… Вот почему!
Ром тек ему по подбородку, и Риган вытер его сердитым жестом.
Услышав, что Сирена по закону является его женой, ван дер Рис все равно не почувствовал себя менее виноватым в совершенном им насилии.
— Ты видишь перед собой конченного человека, малыш! Я разорен этой проклятой Морской Сиреной. Я потерял авторитет у своих людей. Меня проучила женщина, ранив так, что я чуть не умер. И… — он снова приложился к бутылке, — и меня больше нельзя назвать человеком чести. Сегодня я впервые нарушил данное мною слово.
— Может, это просто ошибка, Риган, и все еще можно исправить. Сейчас тебе трудно сосредоточиться. Завтра тебе все покажется не таким мрачным.
— Когда мужчина теряет свою честь, ему уже ничего не остается! — он пьяно икнул.
Этот сильный, взрослый мужчина выглядел таким растерянным и подавленным, что Калеб не выдержал, подошел, опустился у его ног на колени и заглянул в его мутные глаза.
— Что такое непоправимое ты совершил, Риган?
Хотелось успокоить этого странного человека с грустными глазами. Что ему сказать? Чем помочь?
— Разговор об этом заставляет меня… снова прикладываться к рому. Я не желаю говорить о своем бесчестье.
Калеб открыл другую бутылку и подал ее Ригану, и тот жадно отпил обжигающего напитка.
— Может быть, если ты расскажешь в чем дело, тебе станет легче, — тихо произнес мальчик.
Голландец взглянул на ребенка, стоявшего перед ним на коленях, и нахмурился. Большая загорелая рука протянулась и неловко погладила мальчика по темной голове. Он притянул Калеба ближе к себе и заговорил просто, почти отрезвев: