— Но почему следствие? — спросил я.
— Вот и я думаю, почему.
— Всплыли события столетней давности?
— Кого они интересовали? Даже если и было какое-то преступление, то что — отвечать внуку за деда? Через сто лет?
— Могли польститься на деньги. Государственная казна была пуста.
— Чепуха. Скорее бы новую подать наложили — и все.
— А может, на откупе князь проворовался?
— Тоже никого не интересовало. Уплатил сразу всю сумму, получил староство в аренду, а там кому какое дело, даже если бы ты трижды столько содрал с жителей?
— Может, дела восстания? Связь этой… урожденной Мезецкой с главарем?
— Дело касалось Ольшанского. Мезецких трогать бы не стали. В 1507 году какая-то прабабка нашей героини была «сердцем и душой» великого князя Жигимонта. И с того времени — приближенные к королям, очень доверенные люди.
— Так, может, расследовали исчезновение княгини Ганны?
— Позже она исчезла. Следствие уже с месяц шло. Видишь, сколько версий: старинный заговор — откуп — события восстания и то, как они отразились в семье князя.
— А возможно, и то, и другое, и третье.
— Может быть. Вот и занялся бы. Займись, а? Вот тебе и тема для очередного расследования.
Святая Инесса смотрела на меня, умоляюще сложив руки.
Я не мог отказать ей.
— Подумаю, — сказал я. — Однако, послушай, Марьян, какая может быть связь между двумя событиями тех лет, да еще разделенных целым столетием, этой книгой из Ольшан, давно заброшенной, никому не нужной, кроме музея, да таких, как мы с тобой, и тем, что какие-то барыги от бизнеса на старине звонят тебе, ходят под окнами и так далее. Может, под окнами совсем не те, что звонили.
— Может. Но тревога такая, что, кажется, вот-вот умру. Какое-то предчувствие. Вот говорит сердце, и все.
— Говорит, потому что больное. У тебя разве не было прежде таких приступов беспричинного ужаса?
— Это не то. Это не от сердца. Это глубже. Словно у собак перед пожаром.
— Обратись в милицию, как я тебе советовал.
— Чтоб приняли за сумасшедшего?
— Тогда успокойся. Довольно себя истязать.
Я поднялся. Надо было идти домой. И тогда Пташинский как-то внутренне засуетился. Начал нервно трепать темные волосы. Глаза стали беспомощными.
— Знаешь что…
Он взял старую книгу и протянул мне.
— Знаешь… Возьми ты ее с собой… Они…
— Кто они?
— Не знаю. Они… Они не подумают, что я такую вещь мог выпустить из дома. Мне спокойнее будет. Хорошенько спрячь. Я буду иногда заходить. Исследуй ее, потом мыслями обменяемся.
— А над чем же будешь думать ты?
— У меня хорошая фотокопия. Я, чтобы не трепать книгу, работаю по ней. К тому же я в палеографии разбираюсь хуже тебя. А ты — погляди. В чем там дело? Возьми вот портфель. Можешь оставить у себя.