Создавалось впечатление, что деньжата у Берсеньева водились, однако наличие их он всячески скрывал. Савельев задумчиво покачал головой: да ты, Мишаня, видать, темная лошадка. Конечно, следовало бы устроить генеральный шмон и выяснить-таки, чем дышал покойный, но, вспомнив о Кате, печальной, одинокой и томящейся в ожидании встречи с ним, Юрий Павлович, вздохнув, совсем уж было собрался на выход, как внезапно проснулся «Бенефон» в серванте.
— Салам, Хвост. — Голос в радиотелефоне был злобно-отрывистый. — Люди нормальные сидят на фонаре, кидают психа, а ты трубу отключил, сам не прорезался, даже звякнуть не потрудился — не в жилу это, будешь оштрафован на пятихатку.
На краткое мгновение монолог прервался, потом уже тоном пониже Савельева спросили:
— Как прошло, по железке?
— Нормально все. — Юрий Павлович сглотнул слюну и, мгновенно догадавшись, что с головой окунулся во что-то удивительно нехорошее, жалобно заскулил в трубку: — Траванулся чем-то в дороге, нутро выворачивает так, что охоты — ни до чего на свете. Отойду, нарисуюсь завтра.
— Скурляешь, потому что захезал. — Голос стал презрительно насмешливым. — Жду завтра поутряне, опоздаешь — рога обломаю. Адья. — И связь прервалась.
«Из огня да в полымя». — Ликвидатор вдруг почувствовал, что на ум ему усиленно поперла соответствующая моменту народная мудрость — хрен редьки не слаще, свинья грязи найдет. Тяжело вздохнув, он мысленно согласился: «Это уж точно». Милейший парень Мишаня, как видно, оказался контрабандистом, а вот что именно таскал он из поганого Амстердама, это вопрос, хотя не такой уж и сложный, скорей всего, наркоту. Внутренний голос настоятельно посоветовал Юрию Павловичу линять немедленно.
Он быстро оделся, погасил в комнате свет и, чисто из профессионального интереса подхватив берсеньевский чемоданчик с «бенефоновской» трубой, выскользнул в темноту лестничной клетки. Он принялся неслышно спускаться вниз, однако уже около самой входной двери от стены отделились две тени, и одна из них, оказавшись высоким широкоплечим амбалом, профессионально въехала Юрию Павловичу прямо в челюсть. Движение было настолько неожиданным и быстрым, что Савельев уклониться не смог и только успел подставить под удар верхотуру черепа. В голове у него зашумело сразу, а уже знакомый телефонный голос совсем рядом прошипел:
— Захарлить товару на сто кусков надумал, сука. А ну-ка, Клест, пусти ему квас, чтобы ботало распряглось.
В руке амбала щелкнула пружина накидыша, и Савельев тотчас ощутил, как его восприятие окружающего начало стремительно изменяться: он как бы провалился в другой пласт бытия, где время течет неизмеримо быстрее, а смерть не вызывает страха. Без промедления нога ликвидатора нанесла неуловимо короткий удар микацуки-гири, чем-то напоминающий движение метлы, и выбитый нож врезался в стену с такой силой, что пластмассовая рукоять разлетелась на куски.