– Но там погибли арви, – напряженно сказала Саша. – Из твоей же латышской ветки. Ты же сам рассказывал. Ты же из-за этого нас туда не пускал.
– Я передумал, – сказал Георгий. – Ира, положи мне уточки кусочек. Крылышко, да. Передумал.
– Из-за денег? – Саша по-детски открыла рот, и больше ее удивления было только удивление Бориса, который смотрел на нее во все глаза. У него сложилась абсолютная уверенность, что до этого момента у Саши не было ни малейшего представления о подобном типе мотивации. О том, что кто-то к чему-то может стремиться из-за денег. Тем более их драгоценный Георгий, вождь, учитель и отец родной. «Моя счастливая девочка, – подумал Борис растроганно. – Не иначе, росла на небесах».
Георгий поднес салфетку ко рту и аккуратно промокнул губы.
– Деньги, Сашенька, – нежно сказал он, – невероятно полезная вещь. Чтобы ты знала. Это с одной стороны. С другой стороны – отправлять группу на верную погибель и отправляться туда самому с такой… э-э-э… нелепой целью даже ради всего золота мира – это… ну, ты понимаешь.
– Маразм, – подсказал Димыч.
– Маразм, да. Но я слушал этого уральского старателя, после долго думал, и у меня появилась гипотеза… Нет, гипотеза у меня появилась уже после того, как Димки приехали. А до этого появилось ощущение.
* * *
Андрес конечно же не думал никуда ехать. Даже на работу он теперь отлучался скрепя сердце, и закоренелая, казалось бы, привычка засиживаться в рабочем кабинете допоздна исчезла в последнее время бесследно, испарилась, будто и не было ее вовсе. Больше всего на свете ему хотелось просыпаться поздним утром рядом с Алехандрой, прикладывать ухо к ее большому теплому животу, ощущать на своих сонных губах ее медленные пальцы. Из таких утр он не хотел пропустить ни одного, и уж конечно, и в страшном сне представить себе не мог, что главное, ради чего он, оказывается, жил все эти годы, вдруг случится без него. Он согласен был признать себя старомодным в некоторых вопросах супружеской жизни, но изо всех сил и под любыми предлогами избегал близости большей, чем этот скромный утренний ритуал. Однако именно к седьмому месяцу беременности Алехандра, ранее скорее покорная, чем активная, окончательно вошла во вкус неторопливых утренних соитий. И теперь, глядя в темное окно автобуса, который вез его в Гвадалахару, Андрес видел только свою жену – она лежала поперек широкой кровати на боку, поджав колени к животу, глядя из-под опущенных ресниц на него, стряхивающего пепел в маленькую пепельницу, и улыбалась. Столбик пепла рос слишком быстро и мгновенно рассыпался, вот еще секунда-другая, и все будет так, как она хочет…