Анна бросилась к цветочному горшку, отодвинула Женю.
– Удалил?! – закричала она, и он от неожиданности выронил сигарету. – Удалил? Ты бы голову себе удалил!
– Аня, – шепотом сказал оторопевший Женя, – ты чего?
– Ты Мэнсона убил, – сказала она, расширенными глазами глядя на то место, где еще вчера рос больной бесперспективный росток апельсинового дерева по имени Чарльз Мэнсон. Предмет трепетной заботы ее мужа, мистический задохлик, на которого возлагались тайные надежды, строились виды, делались осторожные ставки. С ним велись неспешные утренние беседы, его подбадривали и хвалили. Только на днях собирались выделить ему отдельную жилплощадь в виде маленького горшочка.
Все это, глотая горькие слезы, Анна проговорила, глядя на пустое место в цветочном горшке.
– Так, – сказал Женя. – Я вот что должен тебе сообщить. Все твои проблемы у тебя в голове. Тебе нравится быть несчастной, и от этого несчастными становятся все окружающие. Твой муж в первую очередь, Аня. Он болеет потому, что ты несчастна. А не наоборот. Тебе никогда не приходило это в голову, психотерапевт ты наш выдающийся? Тебя дисквалифицировать надо за профнепригодность. Но со мной, Аня, этот номер не пройдет. Я не хочу быть несчастным. Я люблю жизнь, люблю тебя, дуру, рокфор с белым вином и мозги с горошком. Мне нравится, когда в людях течет теплая кровь. Я – здоровый жизнерадостный болван, несмотря на некоторые биографические подробности. У меня простые, понятные желания, одно из них – находить тебя утром в постели. Рядом со собой. Ты же в курсе. Аня, ты слышишь, нет?
Анна выслушала его стоя, молча ушла в спальню, вытащила из шкафа свой старый командировочный саквояж и принялась без разбору запихивать туда футболки, джинсы и свитера.
Вернулась на кухню, положила на стол связку ключей.
– Будешь уходить – закрой обе двери. – Она пристально посмотрела в Женькины темные суженные глаза. Ей захотелось поцеловать Женьку, несмотря на его злость, лютый перегар и крепко сжатые губы – такие, как у Патрика Суэйзи времен «Грязных танцев». Так захотелось, что скулы свело, заболело горло и всю дорогу до вокзала в районе щитовидки ворочался горький колючий шарик.
Билет в Луганск стоил столько же, сколько две поездки по Киеву на такси, машинально отметила она про себя. От Луганска до города Счастье сравнительно недалеко, она смотрела на гугловской карте. Наверняка ходит какая-нибудь маршрутка или автобус. У нее было настроение ехать плацкартным вагоном, на нижней боковой полке, чтобы люди двигались по касательной, мимо, чтобы, по возможности, не встречаться ни с кем глазами. Этот свой стихийный полуосознанный дауншифтинг она усугубила заходом в продуктовую лавочку уже непосредственно на перроне, где купила две бутылки пива и пару подсохших бутербродов с ветчиной.