— Возьмите с собой!
Мне не хотелось обидеть товарищей, и я отдал им свои парашюты, а сам решил прыгать на одном летнабовском.
Мы поднялись в темноте, так что с большой высоты я мог различить аэродром лишь по нескольким огонькам.
На первых двух кругах я выпустил Стрыжова и Матвеева, напутствуя их легким хлопком по плечу. Когда дирижабль описывал третий круг, я крепко пожал руку командиру дирижабля, сказал «спасибо» и в тот же миг из теплой и светлой кабины нырнул во тьму.
Затяжным прыжком я пролетел не менее трехсот пятидесяти метров, распахнул парашют, быстро приземлился и снизу руководил приземлением прыгнувших ранее меня Стрыжова и Матвеева, которые, прыгнув без затяжки, сильно отстали от меня.
Прыжки и расчеты отлично удались. Мы приземлились в тридцати метрах от расчетной точки. При ночном прыжке эта погрешность совершенно незначительна.
Вернувшись на рассвете с аэродрома после ночного полета на истребителе, я собрался было вздремнуть, как под окном моей комнаты неистово загудела автомашина. Это приехали молодые ученики, которым я на этот день назначил первый прыжок с дирижабля.
После напряженной бессонной ночи страшно хотелось спать. Я вышел, не успев даже позавтракать.
Веселые шумные песни всю дорогу сменяли одна другую. Одиннадцать молодых ребят, среди них были три девушки, приехали с бодрым, радостным настроением.
Полеты начались хорошо. В течение двух часов дирижабль трижды приземлялся, и каждый раз стартовая команда ловко хватала гайдроп.
Забрав на борт новую группу, дирижабль снова уходил в воздух. Так были выпущены первые восемь человек. Прыгало всего одиннадцать. Оставалась последняя группа. Мне очень хотелось есть, но я утешал себя тем, что скоро прыжки окончатся.
«Выпущу еще троих, — думал я, — затем обедать!»
Поднявшись в воздух, я выпустил первого, а за ним второго парашютиста. Оба прыгнули хорошо.
Сделал поправку на усилившийся ветер и, когда дирижабль зашел на боевой курс, пустил на землю последнего. Это был комсомолец Кречетников.
Бросившись вниз головой, он сразу же дернул кольцо и под куполом, освещенным солнцем, медленно поплыл к земле. Плавное снижение меня обеспокоило. Было очевидно, что ветер так же внезапно стих, как и усилился, а расчет был сделан с учетом большого сноса. Мое беспокойство возросло, когда Кречетникова понесло прямо на крышу эллинга. Видимо, сам испугавшись столкновения, Кречетников беспомощно озирался по сторонам, точно ожидая от кого-нибудь спасения. Но едва лишь его ноги коснулись крыши, как он мгновенно ухватился за выступ и удержался. Смявшийся купол парашюта комком упал через край.