Проплутав больше часа и не заметив даже намеков на плодородные сады, надежно укрытые от нахальных глаз, у густого, веточка к веточке, листочек к листочку, заросшего берлинской стеной кустарника, мы остановились перекурить и обсудить пролетную ситуёвину.
Но тут из непроглядной и, казалось, непролазной чащи, как на представлении Эмиля Кио вынырнуло ведро доверху наполненное огромными, с кулак, бордовыми персиками. За ведром, бойким чертиком из табакерки, на белый свет протиснулся неопределенного возраста мужичок. И в другой его руке было точно такое же ведро, с точно такими же, один к одному персиками. Явление сборщика урожая народу было настолько неожиданным, что мы не успели даже растеряться.
— Так, — спокойно сказал Миня, перекинув сигарету в другой угол рта. — Сколько же ждать-то тебя, милый? Разберись за ним, Сергей Эдгарович, а я пойду хлопцев свистну. Пусть машину подгонят.
— Да там ж собрано уже всё, — недоуменно сказал мужик. — Я же падалицу подбирал.
— Падалицу, — усмехнулся недобро я. — На суде заседателям расскажешь. Нам тут не надо вола крутить.
Минька подмигнув мне, просунул голову в лаз.
— Кто с тобой еще?
— Жинка, — ответил мужичок.
— С жинкой он. Глядите вы на него. Молодца.
— Так-так. Групповое хищение. Часть вторая, прим.
— Да вы что, ребята, там уже все собрано. Пустой сад-то!
— Какие «ребята»? Ты с ребятами «козла» забивай! Чем по посадкам с ведром шастать.
— Собрано, — недоуменно повторил мужик.
— Ты лучше ответь, дядя, чей там сад? твой что ли? — взвился я.
— Отпустили бы, чего…
— Ох, — зло вздохнул я, войдя в роль. Все мы родились ментами, правильно Маныч говорил.
После оценивающей паузы, глядя на переминавшегося с ноги на ногу станичника, Минька, скособочив рот, брезгливо сказал:
— Ну что? Что делать будем? А? И поглядеть на вас — человек-то ведь вы уже, прости Господи…. Я понимаю — пацанье. В вашем ли возрасте по пасадкам лазать?
— А что им. Им хоть в лоб, хоть по лбу.
— Им-то да, им что, а я сегодня не обедал, — подыграл Минька. — А теперь сиди до вечера и отписывайся.
— Да я чего, — почувствовав шанс, и, поглядывая на нас воловьими глазами, забубнил мужик, — я ничего. Чего я?
— Осознает, Сергей Эдгарович?
— Осознают они, — сплюнул я под ноги. — Таких сознательных… Только и смотрят где, сволота. Всё кругом колхозное, всё кругом моё.
— Так. Фамилия, адрес, — строго сказал Минька.
Абориген сглотнул и, выпучив глаза, громко икнул.
— Помрет еще, товарищ капитан, — сказал я. — Дать ему под зад, засранцу, и пусть валит.
— Высыпай, — равнодушно приказал Минька. — На землю, на землю. И иди себе. Пока я не передумал. Бумаги на вас больше изведешь.