я отошел подальше за кусты, чтобы справить естественные надобности. И невольно стал свидетелем разговора.
У обрыва разговаривали два тяжеловеса.
— Слышал? В Ростове взяли ювелирный магазин.
— Нет. Своих дел, знаешь ли…
— И написали, мандюки, на стене: «Ленин помер, а дело его живет». Так теперь не милиция дураками занимается, а контора.
— Залупаться надо меньше, я тебе скажу. Загоруйко иностранную машину купил, а через месяц с обыском пришли. Чего ты, Вова, подпрыгиваешь, я ему говорю. Чего тебе на «Волге» не ездится?
— Мудак.
— Да не то слово.
— Что там у вас с узбеками?
— Всю партию вернули.
— Всю?
— Всю. Как есть. Ты понимаешь, не знаю как и сказать. Парадокс! У них, оказывается, жена не имеет права лицо от мужа закрывать. А тут, когда кофточку через ворот натягивает… Получается, что устав нарушают. Недозволено им такое. Только с обычной застежечкой, с пуговицами, на молнии, еще там как-то, но не через ворот. Не с закрытым воротом. А кто мог знать? Сам подумай! Дети гор!
— А что с туфлями? Гиви когда обещал?
— Ревизия у него, на комбинате. С кожей пока притормозили, а Арчил нос воротит.
Такие вещи слушать нам ни к чему.
Тихонько в сторону, да по бережку.
Цеховики. У них по всему побережью подпольные фабрики: кепочки, маечки, сумочки, тапочки.
У них большие тысячи. И может даже миллионы.
Народ серьезный. Любопытных не любят. Шутить не любят.
А тут крик.
Суматоха.
Челюсть упала под обрыв. Вставная.
И в море.
Ульк!
Вызывали аквалангистов.
Ну, никак мы не могли не побывать в главном городе Отечественного Разврата. К тому ж и деньга карман жгла.
Во понедельник, в такой же настный день, как и все остальные, что нельзя в поле работать, с утреца, прикупив по ноль-семь кавказско-кислого на нос, чтоб веселей веселилось, на катерочке, что именуют смешным словом «переправа», мимо берега крутого, курсом к городу большому, отдались на волю волн. И капитан был опытный, и все моря проплаваны, так что, спасибо, не утопил, довез с брызгами, с ветерком.
Город белый, город славный открылся с моря всем своим размашистым непотребством пансионатов, гостиниц и санаторных корпусов, разухабистой нахальностью круглогодичной зелени и лицемерием прибрежной воды на семьдесят процентов состоящий из мочи и непрекращающегося пляжного гвалта, а на остальные тридцать из пота, грязи, фекалий и взбаломученного песка.
После морской прохлады берег дохнул раскаленной жаровней, безоговорочно установив свои тоталитарные права.
Болтаясь по проспектам, и, дурея от горячего асфальта, для начала мы прошлись мимо стихийных очередей за краснодарским чаем в расписных жестяных банках, лотков с распашонками и кепками, галантереей-бижутерией, тапками, брелками, сувенирами, открытками и прочим сопутствующим пляжным добром. Одуревшие и оглоушенные после провинциальной тишины, отстояв очередь за мороженым, которое прямо-таки текло из рук и норовило остаться на штанах, еле-еле нашли свободное местечко и присели на лавку у фонтана. В процессе потребления продукта, в целях сохранения физических и душевных сил, решено было обратиться к методу Рисовальника для того, чтобы с наименьшими усилиями ознакомиться с местными достопримечательностями: сели в первый же попавшийся автобус, проехали несколько остановок зайчиками и невзначай вышли на рынке.