— Не лучше ли назвать меня иначе? — спросил я.
— Нет! — ответил он решительно. — Можете быть уверенным, что вас здесь никто не ищет и даже никто не подумает, что вас могут искать в Москве!
И он поспешил домой, сказав, что если исправник приехал случайно, то он вызовет нас, а иначе надо придумать, что нам делать. Однако через полчаса он сам возвратился к нам вместе с исправником и, представив его нам как своего нового гостя, предложил всем прогуляться перед обедом.
Алексеева была названа ему известной певицей, и по его просьбе сейчас же над ручьем в ущелье понесся ее удивительный голос:
Есть на Волге утес,
Диким мохом оброс
Он с боков от подошвы до края...
И стоит сотни лет,
Только мохом одет,
Ни нужды, ни заботы не зная.
Исправник был в полном восторге. Всю прогулку он ухаживал за нею, лазил на обрывы доставать ей малину и ежевику и после обеда, уезжая, непременно просил нас всех троих побывать у него в городе и обещал провезти нас по всем его окрестностям и интересным местам. Но наше торжество продолжалось недолго. Через день ранним утром прискакал к нам один из знакомых Петрово и сразу заговорил, обращаясь ко всем нам:
— Господа, уезжайте немедленно! Исправник, возвратившись домой, обратил внимание, что фамилия Морозов та же самая, как в присланном ему уже давно списке нескольких революционеров, которых Третье отделение собственной его императорского величества канцелярии считает самыми опасными и которых приказано разыскивать по всей России. Посмотрев имя, отчество и описание наружности, он убедился, что они те же самые и что приметы другого здешнего гостя похожи на еще более опасного — Кравчинского. Он вчера же послал телеграмму в Третье отделение, спрашивая, арестовать ли всех троих или только мужчин.
— Но как же вы так скоро узнали это?
— Жена исправника рассказала мне все вчера вечером, но мне было совершенно невозможно скакать к вам ночью.
— Нам надо сейчас же уезжать! — сказал Кравчинский нашему растерявшемуся хозяину. — У вас есть лошади?
— Лучше взять в деревне! Там есть крестьянин, постоянно занимающийся ямщичеством. У него тарантас и тройка хороших лошадей. Иначе подумают, что я сам...
— Так пошлите сказать крестьянину, что нас по телеграмме вызывают в Харьков, — сказал Кравчинский, — что с моим отцом сделался удар и мы не постоим за деньгами, если только он успеет доставить нас к поезду!
Мы быстро сложили наши вещи и через полчаса уже мчались в облаках пыли по дороге в Курск.
Не знаю, как другие, а я был рад неожиданной перемене! Тяжело мне было жить в этой усадьбе после невольно подслушанного разговора, в котором была высказана обо мне главою дома такая нелестная характеристика! Тяжело было получать приют и ежедневные одолжения от человека, который удовлетворил уже мною свое любопытство и у которого в результате не появилось ко мне никакой симпатии. Кроме того, продолжительное бездействие было для меня невыносимо. Я был способен на многое, но не имел ни малейшей способности ждать.