До палаты я добрался самостоятельно, удачно избежав помощи Алексея Васильевича, поймав момент, когда он над чем-то глубоко задумался, наморщив лоб. Пользовался при этом «костылем», который сам придумал, хотя и не успел запатентовать. То есть я держался двумя руками за «каталку», неторопливо катил ее впереди себя и сам за ней шел. Такой способ передвижения оказался мне вполне по силам.
Ирина сидела на табурете рядом с моей кроватью, читала книгу.
— Ой, что же меня не позвали! — возмутилась она. — Как ты один дошел?
— Пешком… Я на весь город кричал, ты не услышала, — соврал я.
И тут же заметил в изголовье своей кровати прилепленную иконку Богоматери. Догадался, кто постарался, но ничего не сказал и в кровать сел без посторонней помощи, жестом остановив персональную сиделку. Это уже было делом принципа. Она рвалась помогать, но я знал лучше, чем она, свой организм и понимал, что чем больше я буду шевелиться, тем быстрее встану на ноги. Это в возрасте людям отдых требуется. Молодой организм иначе устроен. Молодому организму необходимо, чтобы кровообращение было постоянным и активным. Движение — жизнь.
Но пока мне не движение было необходимо, а как раз неподвижность. Мне необходимо было подумать, вспомнить все, даже самые незначительные мелочи, чтобы помочь Алексею Васильевичу. А помочь ему мне отчего-то очень хотелось. И я прямо сообщил Ирине об этом:
— Извини, меня товарищ полковник сильно озадачил, и мне необходимо серьезно подумать, чтобы кое-что вспомнить. Если можно, я лягу и просто глаза закрою.
Она все поняла и совсем не обиделась. Догадалась, что беседа с полковником ФСБ может любого заставить задуматься. Даже такого легкого человека, как я.
— Я сейчас только «каталку» отвезу и принесу стойку для капельницы. Я тихо. Не помешаю. Доктор прописал тебе капельницу ставить. Я сама после ужина и поставлю. Мне доверяют. Я стойку поставлю и выйду. Мешать не буду. Я бегом… По-спортивному…
— Спортсменка, — сказал я одобрительно. — Ты когда-нибудь спортом занималась?
— В детстве. Фехтованием. У меня хорошо получалось. Ну, я побежала.
Я только кивнул, и она заскрипела колесами «каталки». Странно, когда я до кровати добирался, каталка так не скрипела. Или просто я в свои мысли был погружен и не слышал, или она не так катит.
Улечься на кровати оказалось делом даже более трудным, чем улечься на «каталку». Наверное, потому что кровать в середине, куда я обычно садился, была продавлена многими другими более тяжелыми больными, и отсутствовала удобная опора для рук. И все же я улегся без посторонней помощи. Сразу постарался отключиться и не слушать разговоры ментов в палате, хотя разговаривали они не слишком громко. Каждый старательно изображал страдальца и тихим голосом жаловался соседям — слушать противно. Я только накануне вечером, наблюдая за этими ментами-страдальцами, вспоминал, как нас с первых дней готовили в спецназе ГРУ. Жестко готовили, чтобы боец мог не обращать внимания не только на боль поверженного противника, но и на свою собственную боль, чтобы он не испытывал страха от вида собственной крови, чтобы это только возбуждало его и давало новые силы. Там мужчин «делали», а не ментов…