— Какая часть? — спросил генерал.
Я назвал.
— Мое подчинение. Разберемся…
В это время послышался разговор в коридоре, традиционную скрипучую арию выдала дверь, и вошел в окружении трех медсестер Магомет Алиевич.
— Как дела, шулер? — значит, слухи и сюда дошли.
— Только не спрашивайте, родственник ли я адмиралу… — ответил я стандартной шуткой.
— Какому?
— Адмиралу Высоцкому.
— Я такого не знаю. У нас в госпитале такого не было.
Генерал засмеялся.
Хирург довольно жестко надавил мне на плечо. Захотелось застонать, но я только скрипнул зубами.
— Терпишь… Ну и молодец. Значит, умирать не собираешься, рекордсмен. Вечером сделайте ему перевязку. Бальзам Шостаковского. И продолжайте колоть пенициллин. Температура как?
— Не мерили. Он спал, будить не стали.
— Ладно. Поправляйся, шулер…
— А кормить будут? Я уже третью неделю не ем.
Врач только кивнул медсестре и повернулся к генералу. Стойку «смирно» не принял, хотя сам наверняка офицер, раз в госпитале служит.
— Товарищ генерал. Палаты переполнены. Мне товарищ подполковник передал вашу просьбу, но нам некуда раненых размещать. В некоторых палатах кровати ставим вплотную. Не до гигиены уж тут.
— Я к вам с просьбой не обращался, товарищ капитан, — спокойно сказал генерал. — Это личная инициатива нашего геройского подполковника. Можете сюда еще пару кроватей поставить. Я не возражаю.
— Вот и отлично, — обрадовался Магомет Алиевич. — Если до вечера поезда не будет, придется так и сделать. А вас, товарищ генерал, уже ждут в перевязочной.
Генерал ушел следом за врачом и медсестрами. Подполковник, казалось, не находил себе места. Дважды подходил к окну, дважды прошелся из угла в угол по палате, потом открыл тумбочку и достал оттуда сырокопченую колбасу с хлебом. Стал нарезать. От запаха у меня живот подтянуло к спине. Я начал злиться. Но тут интендант подошел ко мне.
— Ешь, рядовой… Ты завтрак-то проспал… — положил на одеяло полотенце, а на полотенце три бутерброда.
— Спасибо, — сказал я.
Хотя и злился на интенданта, но отказаться от еды сил не было.
В разгар «пиршества», которое длилось вечность, потому что мне жевать жесткую сырокопченую колбасу было проблематично, вернулся полковник Сапрыкин. Бледный, с сузившимися глазами.
— Сильно вас задело-то? — спросил я сочувственно.
— Обе пули навылет. Мягкие ткани… — он отмахнулся здоровой рукой. — Завтра уже домой полечу.
— Что так торопитесь? — спросил, тяжело приподнимаясь с кровати, еще один раненый. Сел со стоном. — Отлежаться надо бы.
— Рад бы, да некогда. Дело у меня срочное.
— Дела всегда бывают срочными. Только потом раны будут болеть бессрочно.