Каждый десятый (Фрид, Дунский) - страница 11

Как меня мать учила.
И не раз, и не два
Она мне говорила:
«Ой, сынок, сынок, сынок,
Ты не водись с ворами…»

— И песни у него каторжанские, — с неудовольствием сказал Мизинчик. — Ну для чего такой элемент в Красной Армии?

Дед Алеха оскалил белые, крепкие, как у собаки, зубы:

— А ты не алимент? Ты же казак, живоглот, царский опричник!

— Товарищи, товарищи, — забеспокоилась Саня. — Ну зачем вы так?

Но Мизинчик, против ожидания, не рассердился.

— Много ты понимаешь. Это донцы, которые в Москве и в Питере служили, — те да, поработали нагайками. А мы сибирские.

— А сибирские вси за Колчака, — заметил как бы про себя Байда: он любил подбросить дровишек в огонь чужого спора.

— Почему это все? — обиделся Мизинчик. — Я нешто за Колчака? Если желаете знать, казаки всегда были заступниками трудового народа! В старинные времена кто против царя бунтовал? Только и единственно казаки! Разин, Булавин, Пугачев Емеля. А теперь вот и я… Конечно, кому какая доля. Вот взять моего папаню. Красные его под арест посадили в холодный амбар — за то, что два сына у Колчака. А Колчак пришел, так батю моего плетьми па церковной паперти выпороли — за то, что два сынка у красных служат. Старик и помер. Фельдшер говорил от сердца, а я так думаю, что от обиды.

— А это одно и то, — уверенно сказал дед Алеха. — Обида у человека в сердце помещается.

Саня глядела на Мизинчика с пониманием и жалостью. А Степан Байда поинтересовался:

— Двох братив у красных, двох у белых… А дэ ж ваш пятый? Вин у каких?

— Пес его знает. Он с цирком уехал. Рельсы об шею гнет, роялю поднимает зубами, а к политике не касается.


Уже темнело. Беглецы сидели на лесной полянке вокруг костра и смотрели, как дед Алеха готовит мешанку. Большого искусства тут не требовалось: Алеха разболтал муку в крутом кипятке и заправил толченым салом.

— Я и кашеваром был в артели. — весело рассказывал он. — И золотишко мыл, и — дело прошлое — контра бандничал, спирт носил на рудники. И за Амуром побывал, женьшень выискивал. Вот там тайга! А это что? Так, охвостье…

…Когда мешанка была съедена, Мизинчик сказал, пряча ложку:

— Сань, пора тебе делом заняться. Встанешь пораньше, простирнешь мужикам рубахи. Золу возьмешь от костра.

— Почему именно я? — взвилась Саня. Мизинчик искрение удивился:

— А кто? Я, что ли? Зачем нам тогда баба в отряде?

— Чтобы воевать! В отряде я не баба, а боец!

— Вот как, — пренебрежительно усмехнулся Мизинчик. — Тогда даю тебе, как бойцу, наряд: постираешь мужикам бельишко.

— Не буду! Хоть ты тресни, не буду!

— Вот и выходит, что ты не боец, а самая настоящая баба: базаришь, не подчиняешься приказу командира.