Деревни Березовки есть везде. И тети тоже. Проверено.
— Где ж теперь вашу Машу искать? — замялся мужичок лет шестидесяти. — Немцы на том берегу, каждый день такое… Только и закапываем, уже не разбираемся.
Я услышала, что где-то рядом ребенок плачет от боли, и пошла на звук. Мальчик лет четырех сломал руку, девочка лет восьми обнимала его и плакала.
— Мама там, — говорила она, показывая на подвал. — Лежит и не двигается…
У меня внутри все сжалось от ее ужаса, и я помчалась в подвал. Женщина там была без сознания, но жива, завалена рухнувшими деревянными полками. Я ощупала ее голову: ничего, все цело. По моей ладони заструилось живительное тепло. Через пять минут она очнулась. Я разбросала остатки полок и помогла ей подняться на ноги и выйти по лестнице на улицу. Девочка радостно закричала. Я занялась мальчиком: положила его ручку на подходящий обломок доски, охладила свои ладони, а потом — опухоль в месте перелома, соединила отломки внутри ручки как надо, и начала залечивать.
— Дай длинную тряпочку, — попросила я его сестренку. Та метнулась куда-то и принесла рваный лоскут.
Я перевязала маленькую руку вместе с доской и сказала затаившей дыхание маме:
— Через три дня размотаете и посмотрите.
Так, кто-то еще плачет.
В этот момент меня нашел Женька.
— Ася, здесь куча порталов! Один — прямо на Остров, но послезавтра…
— Замечательно, — рассеянно ответила я, направляясь к рыдающей пожилой женщине. — Иди, я остаюсь.
— Что? — не сразу понял он. — Надолго?
— Пока я тут нужна.
Он остановился, как вкопанный, а я занялась скальпированной раной на голени женщины. Через некоторое время Женька подошел и встал рядом.
— Ася, ты нужна всегда и везде, — тихо заговорил он. — Но ты не можешь оказаться в тысяче мест сразу.
— Почему? — удивилась я. — Порталы дают такую возможность.
Он молчал, не понимая.
— Женька, — я попыталась объяснить: — я очень давно хотела сюда попасть. Смотри, сколько здесь боли и ужаса!
— Люди бегут от боли и ужаса.
— Если ничего не могут сделать. А я могу!
— Что?! Остановить войну? Ты историю учила? А в концлагерь ты не хотела попасть?!
— Хотела! Хочу!
Он сел на дорогу у ног женщины, ничего из его слов не понявшей и только следившей за моими руками. Обхватил ладонями лоб. Зачесал обеими пятернями волосы назад и уже спокойнее произнес:
— Да. Тебя выдержит только Герман.
Он глубоко о чем-то задумался.
Я закончила с женщиной и обнаружила, что за мной уже выстроилась очередь. Класс! И никакая инквизиция не подглядывает из-за угла!
Про Женьку я совсем забыла, промывая, бинтуя, вправляя до ночи. Кто-то совал мне кусочки хлеба прямо в рот, я благодарила и жевала, кто-то поил горячей водой из кружки, и я глотала… И я помню до сих пор, насколько была тогда счастлива, чувствуя, как уходит чужая боль, и в уставших душах место отчаяния занимает надежда. Некоторые ласково прикасались ко мне и замирали с улыбкой, будто одним таким прикосновением исцелялись от старых недугов.