Прокручивая в голове новость, принесенную Катеком, я бежала на рыночную площадь. Значит, Гертруду уже арестовали. Не завтра, а сегодня! Неужели зря я развернула такую бурную деятельность, чуть ли не колдовством нашла ее родственников, разработала всю операцию, чтобы они смогли проникнуть в этот город-мышеловку под прикрытием ярмарки?! От злости у меня дымились волосы. Судя по тому, что за ней пришла не городская стража, а тюремная охрана, она все-таки попала под действие общего заочного приговора всем «чужим». Исполнить его недолго. Нужно спешить. Тут есть еще один общий заочный приговор на немедленную казнь — ведьмам, и мне не остается ничего другого, как взяться за старое.
Очень часто на ярмарках работают лекари, и я должна составить им конкуренцию. О! Вот! В самом центре площади, на помосте — разодетый в шелк и бархат с золотом, в шикарном тюрбане, прихваченном изумрудной брошью и с выражением бесконечной снисходительности на лице. А на груди, гордо выпяченной, сверкает знак в виде звезды, наверняка что-то вроде лицензии! За такого должны заступиться. Так, что мы еще имеем… Один болезный находится в процессе пользования, сидит перед лекарем на низеньком стуле. Что беспокоит? Некое повреждение кожи головы и шеи. Покатит. На лестнице — очередь из страждущих. Вокруг помоста — радостная толпа. Ну, правильно, людям нравится смотреть, как выдирают зубы и заливают кипящим маслом язвы. Казни-то здесь не публичные, производятся без помпы в тюремном дворе.
Как мало времени! Гертруду с сыном забрали еще утром, значит, их минуты сочтены. Если я узнаю, что они погибли… Нет, не могу даже думать об этом. От картины, нарисованной воображением: безжизненные тела хрупкой белокурой женщины и малыша, лежащие с веревками на шеях в пыли тюремного двора, — мне стало так отчаянно жутко, что в глазах ощутимо сверкнули молнии. На самом деле! Люди заметили вспышку света и повернулись ко мне. Ну что ж, пора действовать.
— Эй, кто ж так лечит! — крикнула я и вспрыгнула на помост. — Надо вот как!
Я смахнула с пациента пропитанную вонючей ерундой корпию и провела ладонью взад-вперед в нескольких сантиметрах над рожистым образованием. Черт, надо же было так разозлиться: от моих пальцев к коже мужчины потекли тоненькие голубые струйки, видимые даже нормальным зрением. Толпа ахнула. Рожа исчезла. Лекарь попятился.
Нужно закрепить эффект. Я втащила со ступеней следующего больного. Не спрашивая, уловила сигнал его боли, но уточнила:
— Зубы болят?
Больной, тщедушный старичок, в изумлении раскрыл рот, полный гнилых обломков. Светящимися пальцами я ухватила самые безнадежные экземпляры и легко вытащила из десны, остальные… не знаю, что я сделала, просто вылила на них падающие с пальцев капли сияния и закрыла рот. Дальше на очереди была бабулька с гноящимися глазами. Я помогла ей подняться на несколько ступеней и положила руку на глаза. Почти сразу из-под плотно сжатых век начал прибиваться белый свет, и веки очистились. Старая женщина открыла свои помолодевшие глаза и на выдохе произнесла: