Тут картина перекрылась образами Салдаха: люди исчезли. Вместо них площадь заселили переливающиеся, живые сгустки света… И не только площадь! Стены домов стали прозрачными, потеряв свое значение, и сгустки света засияли повсюду. Было не видно и не ясно, что они делают и что говорят, но сами они были потрясающе разными. Тот, что одиноко сидел у памятника, еле тлел, маленький и серый, лишь где-то в глубине хранящий крошечную светлую искорку. Ребята на скамейке ровно переливались, кто-то светлее, кто-то темнее, одни чуть больше, другие чуть меньше, хотя сияние одного, слегка темное, затмевало остальные. Оно выглядело несколько странно: то лилось ровно, то колыхалось, но не выходило за некий невидимый предел, будто заполняло форму. Я подумала, что предел есть у всех людей, и лишь до такой степени можно заполнить собой пространство, но потом поняла: нет, это личные границы. Мужчина в машине сиял ярко, хотя и темновато, но занимал еще меньше места. Подошедшая к машине женщина светилась красиво — недалеко, не слишком интенсивно, но смотреть на нее было приятнее, чем на мужчину и на подростков. Она была похожа на розоватую жемчужину. Странное дело: как только женщина села в машину на переднее пассажирское сиденье, на мужчине вспыхнуло и осталось темное пятнышко.
— Он ее ненавидит, — вырвалось у меня.
— Можно и так сказать, — согласился Салдах. — Он к ней очень привязан, и, чтобы не потерять, старается сделать ее зависимой. Видя, что она по-прежнему свободна, впадает в отчаянье.
О, вот как выглядит безответная любовь!
Лимузин привез к отелю несколько светящихся сгустков. Все они были ярче и больше, чем обитатели площади, но один из них особенно выделялся — он сиял объемно, ровно и светло. Я знаю, что это странно звучит — «светлое сияние» — но, как оказалось, для видимого богам излучения вполне нормально быть темным, и на его интенсивность это нисколько не влияет. Находящийся здесь же, в машине, человек сиял чуть меньше, но так же ярко и при этом темно. Темные пятна словно пачкали красивый абажур, и лившийся сквозь него свет не притягивал и не грел. На него даже смотреть не хотелось.
— А кто в машине? — спросила я.
— Талантливый везунчик, — ответил Салдах. — Пишет сценарии, которые нравятся всем, его ценят и любят. Никто никогда не вставал у него на пути, и никого ему не приходилось устранять. О тех, кто от зависти его ненавидит, и на чьем пути стоит он сам, ему ничего неизвестно. Рядом — его помощница, она делает для него всю формальную работу, устраивает встречи, готовит контракты и прочее. Чтобы занять это место, очень денежное и заметное, ей пришлось наступить на несколько голов — намеренно и расчетливо. Она полностью оправдывает все свои поступки, не чувствуя никаких угрызений совести, но каждый из них оставил след в ее существе. Человеческим зрением ты увидела бы очень привлекательную, стройную и ухоженную особу — полную противоположность тому, что видишь сейчас.