Он чуть отстранился, и, все еще держа меня за плечи, тихо объяснил:
— Ты подарила мне это. Не знаю, что это за сокровище, но я дорожу им как самым ценным. А тебе его дал Герман.
Инстинктивно заработал разум, включив память и вызвав ассоциативный ряд.
— Еще из-за этого ты не хочешь возвращаться на Землю… на Остров?
— Из-за этого тоже. Не думаю, что такое мое отношение к тебе противоречит земным традициям или морали, ведь я не связываю твою волю. Но Герман может понять его по-своему, и тогда он попытается с собой бороться. Отказаться от тебя, изменить свою личность. Этого не должно случиться. Важно, чтобы он остался таким, как сейчас — способным находить содержание в любой форме и действовать в нескольких мирах сразу.
Меня разрывало между желаниями вернуться домой и остаться здесь прямо сейчас. Пришлось собраться, чтобы обдумать этот раздрай. Командор не хочет предавать Германа. Пусть сейчас я запрещаю себе думать о нем, но для Командора Герман — веская причина, и рядом с собой он меня не оставит. Кроме того, меня тянет на Землю. Да, ради этой привязанности я пренебрегаю многими возможностями, открытыми Перворожденным — что делать? Моя жизнь слишком во многом связана с Землей, и я не смогу гармонизировать собственную личность, не разобравшись с тем, что заложила в меня «сложная планета».
Ничего не изменилось. Я возвращаюсь на Землю. К маме.
— Как хочешь, — подвел итог Командор и занял свое место за пультом.
Сказал на прощание:
— Мы не расстаемся. Все, что ты нашла за пределами Земли, остается с тобой. Наши планеты ждут тебя, они тоже — твой дом. Как позвать меня, ты знаешь.
В поселке было раннее утро. Почти еще ночь — конец осени, не рассвело. Я подумала об этом с восторгом, ведь наконец-то мне удастся увидеть рассвет, а потом и закат.
Восторг ненадолго унял тревожные мысли о том, есть ли у меня моральное право считать этот дом своим. Я решила, что поговорю с мамой, и там станет ясно. Если ее нет дома, то я найду ее, где бы она ни была, потому что этот вопрос не даст мне покоя.
Ну что ж, возможно, я возвращаюсь в дом Тигор в последний раз.
Я тихо вошла, сразу определив, что мама дома — просто по запаху замечательно уютной жизни, не изменившемуся со времен обласканного детства — но не стала даже заглядывать в ее комнату, чтобы, разбудив ненароком, не предстать перед ней в труднообъяснимом костюме и без дорожной сумки, без малого год назад спрятанной у меня в комнате. И без легенды. Братья ведь как-то объясняли ей мое отсутствие, наверное, даже передавали якобы от меня какие-то новости, то есть я как минимум должна быть в курсе, почему она дома, а папа — нет, как в старые времена. Что папы нет, я тоже поняла сразу, лишь войдя во двор и заметив замок на гараже. Машина запиралась, только если папа был в рейсе. Значит, мама одна. Добровольно отказаться от плавания она бы не смогла, стало быть, в нынешнем рейсе работы для океанолога не нашлось. Ну, не поссорились же они! При всей ее сумасшедшей любви к папе, в случае ссоры она не осталась бы в его доме даже на день, и он это знает, поэтому никогда всерьез с ней не ссорится — из любви или из благодарности, уж не знаю.