– Вождь потребовал, чтобы ты присутствовала при церемонии.
Таня устало кивнула:
– Я понимаю.
– Участвовать ты будешь позже, когда ютов отдадут на милость наших женщин, – продолжал он.
Его лицо было похоже на маску, когда он протянул руку к висевшим на ремне скальпам.
– Я знаю, – тихо ответила она.
– Застенчивая Лань рассказала, как ты спасла ей жизнь сегодня утром. Ты проявила большую отвагу.
По-прежнему его лицо ничего не выражало.
– Мне пригодилось то, чему ты меня научил, – сказала Таня, спокойно глядя ему в глаза.
Он продолжал держать в руках скальпы.
– Ты ведь это ненавидишь, да?
– Да, – просто ответила она.
– После сегодняшней церемонии ты повесишь их на шесте в вигваме.
Таня натянуто кивнула, переключая внимание на происходящее вокруг.
Ритм барабанной дроби сменился, возвестив, что скорбь сменилась местью. Мужчины исполнили длинный военный ганец, и, к тому времени как наступила очередь женщин. Тане показалось, что непрекращающийся бой барабанов глубоко проникает в ее кости, наполняет ее и она сливается воедино со своей душой. Не осознавая, что делает, она встала и присоединилась к визжащим женщинам. В ее руке блестел нож. Ее голос слился с потоком других насмешек и дикого бешенства.
Находясь в состоянии транса, она приблизилась к ютам. Глаза ее сверкали. Казалось, что она стояла в стороне и наблюдала, как, подбадриваемая всеобщим настроением, ее рука взметнулась и острый нож оставил на бедре одного из пленников маленький, ровный порез. Ее губы изогнулись, пытаясь изобразить улыбку.
В дальнем углу ее сознания слабый голос задавал ей вопрос: «Почему ты совершаешь эти дикие поступки? Ты что, спятила? Стала одержимой?» Ее пульс бился в такт барабанной дроби, а кровь бежала по жилам, смывая усталость. Она чувствовала себя дикой, свободной и раскованной.
Солнце взошло над горизонтом, и Таня стерла с лезвия ножа кровь пленника. Барабаны смолкли, когда из ютов вырвался последний, судорожный вздох. Их обезображенные, бесформенные тела, свисавшие с шестов, были покрыты тысячами маленьких ран, а у основания шестов застыли лужи крови. Уши, носы, губы, пальцы на руках и на ногах, половые органы были отделены от их тел. На месте глаз зияли пустоты.
Таня в последний раз окинула взглядом неприятное зрелище, резко передернула плечами и устало поковыляла домой.
Она крепко спала до наступления вечера и вообще не слышала, как Пантера стащил с нее одежду и укрыл одеялом. Проснувшись, она ощутила вялость, будто ее напичкали наркотиками. Она потерла свой загорелый лоб, вспоминая, что она делала ночью. Она действовала как дикарка! Но когда она попыталась осмыслить все происшедшее, чувство вины тут же растворилось. Ей хотелось вызвать в себе угрызения совести, но у нее это не получилось.