Один из полицейских грубо оттолкнул его. Он даже не обратил на это внимания. Как загипнотизированный, смотрел на эту куклу. «Зачем им эта кукла? Зачем они ее купили? Для чего? А ведь красивая кукла. Наверно, с закрывающимися глазами. Голубые глаза. Совсем как у Элен. У нее были такие. Почему были? Почему не забирают куклу? Ей же нельзя здесь находиться. Ей будет больно. Уберите куклу. Она же живая. Она все видит. Ребенку нельзя смотреть на это. Какому ребенку? У Элен была дочь. Скажите ей, что мать жива. А где ее мама? Куда их увезли? Зачем? И что будет с Дюпре? Ему надо обо всем рассказать. Ведь у них должна быть свадьба. Какая свадьба? С куклой? Значит, свадьбы не будет. Но я свидетель. Свадьба должна быть. Почему не будет свадьбы? Какая свадьба? Это кукла для детей! Каких детей? Не помню. У Луиджи были дети. Нет, Луиджи любил эту куклу. А у Дюпре были дети. Господи, да уберите же эту куклу! Ничего не понимаю. Зачем здесь эта кукла? Уберите ее!» Мигель вдруг почувствовал, что начинает сходить с ума. Усилием воли он повернул голову в другую сторону, заставив себя не смотреть на эту куклу. Его снова толкнули. Он повернулся, попытался выбраться. Отовсюду лезли фоторепортеры, журналисты, просто любопытные. Щелкали блицы. Он стал силой прокладывать себе путь и, выйдя на тротуар, вдруг неожиданно сник и, сев на землю рядом с мусорным ящиком, стал шарить по карманам, словно что-то ища. Внезапно с удивлением обнаружил, что в левой руке две большие плитки шоколада. Очевидно, от его горячей ладони шоколад начал таять. Он выбросил его в мусорный ящик. Потом встал и, словно постарев сразу на десять лет, медленно побрел в сторону — не понимая, куда и зачем он идет.
Нью-Йорк. День тридцать первый
— Мы искали вас по всему городу. Где вы были? — Комиссар серьезно посмотрел на него.
— Не помню, — у Гонсалеса был смущенный и растерянный вид, — честное слово, не помню.
— Так нельзя. Возьмите себя в руки. К этому надо быть всегда готовым. Всегда, — комиссар повернулся к окну, — это тяжело, черт возьми, но… — Он вдруг замолчал.
— Сегодня должна была быть их свадьба, — тихо пробормотал Мигель.
— Я знаю, — сказал комиссар, не оборачиваясь.
В комнате наступило молчание.
Комиссар наконец повернулся к Гонсалесу.
— Бомбу подложил Алан Дершовиц. В машину. Полиция уже разыскивает его. Все линии перекрыты «Интерполом». Генеральный директор приказал, чтобы ты немедленно летел домой, на родину. Тебе нужно отдохнуть.
— Я не уеду, — угрюмо сказал Мигель.
— Не понял. — Комиссар подошел ближе. — Не понял, — повторил он.