Теперь надо было надеть мужское платье, но от этой мысли Марье стало жутко, как никогда в жизни. Она стояла босая, не в силах решиться, и только когда ступни заледенели от холодного земляного пола, она зажмурилась и натянула мужские порты. Высокие сафьяновые сапоги показались тяжелыми, зато кафтан пришелся впору. Марья сняла девичий венец и спрятала косу под меховой колпак, крытый сукном. Вот и все! Она подошла к двери. Сердечко отчаянно колотилось. Разве можно было предстать в таком виде перед дядей и его товарищами? Еще раз перекрестившись, девушка вышла на белый свет.
Ее появление вызвало веселье. Стрельцы, не смущаясь посланника, заржали, словно стоялые жеребцы: «Была девка, стала парнем! Эй, косу спрятала или остригла?» Марья, не чуя ног, юркнула в возок. Спасибо дяде, который поспешил прервать обидное веселье, приказав стрельцам трогаться в путь.
Небольшой отряд разделились надвое. Несколько стрельцов на рысях отправились впереди посольского возка, другие гуськом пристроились сзади, чтобы оградить посольских людей от неожиданного нападения из засады. Марья забилась в угол, прикрывшись дядиной дорожной епанчой. Казалось, она дремлет. На самом деле она чутко прислушивалась к разговору, который вели дядя и подьячий. Многое из мудреных речей она не разумела, но тем любопытнее было слушать про чужие страны и обычаи. Подьячий, поглядывая на дремлющую девушку, говорил Желябужскому:
– Подошло ворухино платье твоей сестрине. Лишь бы в Варшаве никто не опознал Маринкину одежу. Добро, что казаки выдали Маринку и Заруцкого. Ведь она из Астрахани наладилась в Персидскую землю убежать! Шахаббасову величеству в жены напрашивалась. А правду говорят, что у шаха Аббаса пятьсот жен? Как он с ними справляется? Знать, богатырь из себя.
Желябужский как всегда отвечал с осторожностью:
– Жен шахаббасова величества не видывал и не считывал, а шах Аббас обличья и сложения среднего, платье носит самое обыкновенное из крашенного сукна, не отличишь от простого ратника. В Исфахане нас с думным дворянином Жировым-Засекиным звали на пир в шахский дворец в честь победы над турками. Мы надели полукафтаны, на них по два кафтана побогаче: снизу шелковый, сверху подбитый на соболиных пупках, потом шубы на черных лисицах, на голову тафью, на тафью колпак на куницах, на колпак шапку горлатную соболью. Жара в Исфахане нетерпимая. Взопреешь весь в мехах, пот ручьями течет за ворот, кажется, в геенне огненной легче. Но даже застежку расстегнуть нельзя, дабы государевой чести не учинить порухи!
– Вестимо, – кивнул головой подьячий. – Шубу скинешь, потом с тебя в Москве кнутом шкуру спустят.