Чудовище с зелеными глазами (Бермонт) - страница 2

— А где же Анна Геннадьевна? — осведомился гость, входя и протягивая розы. — Я вот ей цветочков принёс.

Услышав это, Василий Ефимович подавился и выпучил глаза, словно ему снова воткнули в пищевод толстый зонд. А выскочившая на шум голосов Анна Геннадьевна даже побледнела от неожиданности. Последние двадцать лет Царапкин носил ей только веники. И даже когда он недавно поехал на дачу к приятелю, то и оттуда привёз не цветы, а сосновые шишки для самовара.

Гость с хозяином вошли в комнату, а хозяйка побежала на кухню и воткнула букет в бидон из-под молока.

Конечно, шикарные красавицы-розы рассчитывали на более изящную тару. Но Анне Геннадьевне было не до изящества, так как она торопливо высчитывала стоимость букета и полученную сумму быстро переводила на молоко.

Кружка молока для Анны Геннадьевны являлась такой же валютной единицей, как доллар для Соединённых Штатов и фунт стерлингов для Британской империи.

Любую покупку она в состоянии была оценить, только переведя её стоимость на соответствующее количество кружек молока.

Пока хозяйка возилась с цветами, хозяин и гость вели довольно смутный разговор.

— Долго я у вас не был, Василий Ефимович, — говорил Ордынин, тщательно рассматривая свои туфли. — Всё думал: «Дай зайду», — да всё боялся не застать. А сегодня был уверен, что вы дома, и зашёл.

— Как же вы были уверены, что я дома, когда в это время я всегда бываю на службе?

— А предчувствие?!. О, предчувствие у тонких художественных натур — это всё.

— Гм-гм, — мрачно хмыкнул Василий Ефимович. — А цветы вы купили до того, что почувствовали, что я дома, или после?

— Конечно, до... То есть я хотел сказать — после... Нет, до того... А впрочем, это не имеет никакого значения...

Душевный покой экономиста-статистика был нарушен. Злобное чудовище мигало зелёными глазами. Этот ранний непонятный визит! Галстук бабочкой! Чертовски дорогие розы!

Прошло три дня, а на четвёртый Василий Ефимович, вернувшись из Треста нерудных ископаемых, увидел на буфете большой шоколадный торт.

— Что это? — спросил он, холодея.

— Торт...

— Вижу, что торт, а не сардинки! Откуда он?

— Ордынин принёс. Правда, милый молодой человек?

— Значит, он опять был здесь, этот твой...

Василий Ефимович задохнулся и не нашёл подходящего слова.

— Ордынин? Был. В двенадцать часов дня заскочил...

— Заскочил! Он заскочил, а вы к нему выскочили. Хороша коза в пятьдесят лет! Довольно стыдно, сударыня!

Царапкин кинулся было в соседнюю комнату, но вернулся и со злобой крикнул:

— Манон Леско!