Чудовище с зелеными глазами (Бермонт) - страница 3
Анна Геннадьевна ничего не поняла.
А когда назавтра Василий Ефимович увидел в бидоне вместо пунцовых роз высокие белые лилии, он уже никого ни о чём не спрашивал.
Он рычал, топтал ногами лилии и колотил бидоном по плюшевому дивану, выколачивая вековую пыль.
Затем он очутился у одного своего друга и, дрожа от злобы и негодования, придумывал различные варианты мести, один страшнее другого.
Эти африканские страсти ошарашили хладнокровного соседа. Конечно, улики убийственные! Молодой человек ходит с визитами, когда мужа нет дома, и таскает ценные подарки. С какой стати такой шалопай, как Ордынин, будет тратиться?
Вечером любопытный друг уже сидел в тесной уборной Ордынина и, смотря в упор на лоснящееся от грима лицо франта, допрашивал его:
— Вася, скажи честно: ты влюблён в жену Царапкина?
— Я-я-я! — воскликнул артист с тем неподдельным изумлением, которого режиссёр никогда не мог добиться от него на сцене.
— Могу тебе сообщить, что Василий Ефимович ревнует.
— Меня? Он что, окончательно спятил?! — обомлел Ордынин.
— А розы? А торт? А лилии?
Валентин Павлович схватился за голову.
— Пойми же ты, ведь это чудовищно!
— Да, но что же всё-таки произошло?
— Произошло то, что я влюбился в дочь профессора Кругликова. Зое восемнадцать лет, но, клянусь, она...
— ...Самая прекрасная девушка на земном шаре?
— Да. Но отец у неё отсталый старик, который ходит с толстой палкой и не любит артистов. Мы с Зоей познакомились недавно, но дома я у них никогда не появлялся, и вот когда, наконец, по моим точным расчётам, папаша должен был находиться в клинике, я прихожу, звоню....
Ордынин даже побледнел при этом воспоминании.
— И тебе открывает профессор с толстой палкой в руках?
— Нет, палка стояла в углу... Хорошо, я сразу вспомнил, что на этой же площадке живут Царапкины. Спросил их. Старик весьма подозрительно покосился на розы и не уходил до тех пор, пока Василий Ефимович не открыл мне дверь...
— Ну, а торт?
При упоминании о торте несчастный влюблённый опять схватился за голову и в волнении даже сдернул парик:
— Это был ужасный просчёт. Именно в двенадцать часов дня профессор собирался оперировать моего приятеля, и я даже просил его подольше не поддаваться наркозу. Но только я стал подниматься по лестнице, как услышал позади себя стук палки. Отец! И он нарочно долго возился с ключами у своих дверей, пока я не дозвонился к Царапкиным...
— А лилии?
— С этими лилиями я два часа ходил по тротуару и не решался войти в подъезд. А когда, наконец, вошёл и поднялся на лестницу, то со страху позвонил опять к Царапкиным...