Дорт быстро встал и протянул руку, растянув, как резиновый, свой невероятный рот.
— Карл Дорт, в некотором роде политический деятель Соседней страны. Мадам Сен-Бри рассказала мне о ваших лошадях. Я обожаю лошадей и с радостью ездил бы верхом.
Дорт широко растопырил длинные руки, сделавшись похожим на паука. Своим жестом он, видимо, хотел выразить сожаление, что не может ездить на лошадях.
— Но, увы и ах! Скажите, месье Сен-Бри, а какую породу…
«Этого еще не хватало!» — воскликнул про себя Клод.
— А не выпить ли нам чего-нибудь? — пришла на выручку Шанталь, не отводя своего пристального гипнотизирующего взгляда от Дорта. — Что вы предпочитаете, месье Дорт?
Горбун был откровенно польщен ее вниманием.
— Мы в Нормандии, в стране кальвадоса, мадам.
Они прошли в бар, и Клод по привычке направился было к стойке, где любил удобно расположиться на высоком табурете, упершись ногой в приступок. Но Шанталь взяла его под руку и повела к низкому мраморному столику. Когда расселись, Дорт с трогательной благодарностью проникновенно посмотрел на Шанталь — за этим столом, в кресле с высокой надежной спинкой, он чувствовал себя уверенно и был с ними на равных.
— Мы только что говорили с мадам Сен-Бри о Марселе Прусте. Я вполне согласен с ним в том, что наша внутренняя жизнь есть некий поток сознания. Помните, как в «Обретенном времени» он анатомирует своего героя?
Клод понюхал ароматный кальвадос и снисходительно улыбнулся.
— Месье Дорт, очень и очень извиняюсь, но никогда не держал в руках Марселя Пруста.
Дорт часто-часто заморгал.
— Вы не читали Пруста?
— Ну и что тут такого? — вмешалась в их разговор Шанталь. — Есть вещи, которые Клод не знает, он ведь всегда занят лошадьми, жокеями, скачками. У него свои интересы, свой круг имен.
— Да, моя дорогая! — Клод поцеловал ей руку. — У каждого свой круг, месье. К тому же сейчас столько развелось литераторов, что за всеми не уследишь.
— Но Пруст умер более полвека назад…
— Тем более, месье Дорт. Тем более!
Подошел портье.
— Месье Сен-Бри, вас к телефону.
И Клод надолго оставил их вдвоем.
— Вы не удивляйтесь, месье Дорт, — ласково говорила Шанталь присмиревшему вдруг собеседнику, — мой муж славный парень, но не больше. Хомуты, уздечки, седла, стойла — вот его мир, стихия и страсть. Простите уж его за Пруста. Ну что делать — не читал.
— У вас, извиняюсь, есть дети?
— Нет, месье Дорт.
— Тогда, я еще раз извиняюсь, что же вас связывает? Какие интересы?
— Никаких.
— Но как же так можно?!
— Итак, на чем же мы с вами остановились в творчестве Марселя Пруста, месье Дорт?