Жан-Поль полистал толстый телефонный справочник и нашел номер Жозефа Боля.
К телефону подошла служанка и на расспросы о домашних покойного депутата отвечала, что никого нет и не будет до понедельника.
— Мадемуазель, с вами говорит один из друзей Гюстава Гаро, которого, как вы знаете, нет в живых. Так вот, не могли бы вы припомнить, когда месье Гаро был в доме у месье Боля в последний раз. Незадолго до кончины месье Боля? Спасибо. Для меня весьма важно. Ах, вот как! Вы прекрасно помните даже тот день… Что? Как? Как вы сказали? Интервью?!
Жан-Поль достал носовой платок и вытер вспотевшее вдруг лицо — он явно волновался.
Закончив разговор, он отпил глоток воды. Когда заговорил, голос неожиданно задребезжал. И Клод, и Робер почувствовали, что не только от волнения, а что Жан-Поль стар и утомлен.
— Прислуга оказалась словоохотливой… Видимо, ей скучно одной, и она была рада поболтать, даже всплакнула, вспоминая своего хозяина. Так вот, она подавала им чай. Хорошо помнит, что, когда вошла в кабинет с подносом, Гаро щелкнул клавишей магнитофона. Он записывал интервью Боля на кассету. И при появлении служанки, естественно, выключил магнитофон. Щелкнул, как сказала она. Теперь вам понятно, почему нигде нет бумаг, которые мы ищем?
После долгих поисков небольшой портативный магнитофон обнаружили в платяном шкафу под стопкой рубашек.
— М-да. Сыщики! — усмехнулся Жан-Поль. — Ну что, есть там кассета или нет?
Робер ловко расстегнул кнопки черного кожаного чехла, высвободил аппарат и включил на прослушивание.
Низкий голос пожилого человека звучал устало, но спокойно и внятно. Это было скорее заявление, исповедь, а не интервью — вопросов говорившему не задавали.
«…Моя жизнь подходит к логическому концу, к завершению. Она не была ровной. Случалось немало изломов. Сомнений. Поисков, если хотите. Случались заблуждения, ошибки. Серьезные ошибки. Но все это далеко-далеко позади. Пестрое прошлое плотно спрессовалось в памяти. И порой давит…
Знаю, даже уверен — к твердым убеждениям нельзя прийти прямым путем. Прямая как кратчайшее расстояние подходит для геометрии. Но не для жизни. По прямой ходят лишь дрессированные животные. Человек, мыслящий, ищущий, идет неровными проселочными дорогами и сам находит свою магистраль. Оглядываясь назад, вижу, как я колесил, петлял, топтался на месте. Повторяю — крепко ошибался. И оттого так тверд теперь, ибо шел по кочкам и знаю цену заблуждениям.
…На весенней парламентской сессии мы, депутаты, решали дилемму — быть американским ракетам на нашей земле или не быть. Дебаты шли открыто. Весь мир знает о том, кто что сказал, и многие полагают, что именно моя речь предрешила исход голосования. Не знаю. Может быть… Во всяком случае мне удалось убедить тех, кто колебался, и даже переманить на свою сторону одного депутата, призывавшего голосовать за ракеты.