В то же время она стойко пыталась исполнять свой высокий долг в деле Просвещения и Оцивилизовывания недоразвитых народов (нас в смысле). И тут-то наш клан отрывался по полной: мы, как бы с отвлеченными лицами, целенаправленно загоняли ее в угол, выводя на очередные ляпы. Мы отыгрывались за себя и «за того парня», точнее, «за ту китаянку», девицы не смели возражать Учителю, но в этом деле мы и за них, и за их многовековую культуру стояли горой. Ибо не фиг.
Например, знакомила она как-то нас с символом Мира – нарисовала на доске огромную эмблему «мерседеса», и давай вещать. Китаянки, высунув языки, старательно перерисовывали картинку в тетрадочки, а мы, переглянувшись, дали училке закончить свою версию о том, как американские хиппи выдумали пацифик, и венгр сначала тихонечко возразил, дескать, символ-то сочинили в Англии, не в Америке, а потом уже выдал и полную историю создания с подробностями, которые училке были неведомы. Она не сопротивлялась, со своим «Really?» и особенный шарм ситуации добавлял здоровый круг «мерседеса» за ее спиной. Потом поправили и его.
Другой пунктик у нее был – политкорректность. Она могла бесконечно рассказывать о том, как нужно вести себя в современном обществе. Например, что страшное оскорбление женщине – это дать понять, что вы замечаете, что у нее есть внешность и пол. Это немыслимо, это запрещено и так далее, и так далее, и тут, конечно, француз своими вопросами останавливал учебный процесс, доводя ее до тихой истерики и красных щек. Она сопротивлялась, дескать, в литературе, в песнях, в странах третьего мира это, возможно, еще присутствует, а также долго будет отражаться в искусстве, но в жизни, тем более здесь, это не-
1 В самом деле? (Англ.) возможно и расценивается как оскорбление, поэтому будьте осторожны и никогда не делайте подобных ошибок, тем более имея в виду конкретную женщину.
Француз преданно и благодарно кивал и, когда уже успокоенная училка расслаблялась, спрашивал:
– То есть я правильно понял, что нельзя сказать Петре или при Петре, что она красивая?
Поднимался гвалт, училка выходила из берегов, объясняя и параллельно успокаивая Петру, чтобы та не обижалась и требовала публичных извинений от француза. Он их тут же охотно приносил, заверяя, что никакая она не красивая, а толстая, противная и еще cross-eyed.
– Что это – cross-eyed?
И добрые однокашники, немедленно на все лады вытянув шеи, радостно изображали косоглазие.
– Сам ты cross-eyed!
– Да, – кивал довольный француз, – а еще у нее одна нога короче другой!
Еще в нашей компании был молодой китаец. У него была заветная мечта – познакомиться с китайской девушкой. Вы удивитесь – в чем же проблема? Неужто китайских девушек мало? Много. Но китайцы у нас разные: те, из Китая, приехавшие учиться в университете, и эти, с американским гражданством. Университетским нельзя близко подходить к местным. Одноклассницы-китаянки не разговаривали с этим парнем, они вообще были очень зашоренные и опасливо поглядывали на бывшего соотечественника. Он сначала чувствовал себя неловко, но постепенно прижился под ласковым крылышком «Западноевропейского блока», и, что характерно, бывший монах не держал его за китайца.