Она возникла рядом с техниками в ангаре – суровая, прямая, как колонна храма Сатурна в Риме.
– Когда был последний боевой вылет? – вымолвила она твердым голосом.
– Двадцать первого, мэм… – машинально отозвался белобрысый техник с рябым лицом и вдруг покрылся мертвецкой бледностью. Коллега дернул его за рукав.
– Эй, женщина, вы бы шли отсюда…
– Парни, – она сменила тон, заговорила заискивающе, умоляюще, – расскажите, что случилось. Конфиденциальность гарантирую. Общественность имеет право знать, ведь решается судьба людей… – она несла какие-то штампы, но это было единственное, что приходило в голову. Понимала, что слова улетают на ветер, техники замкнулись, смотрели на нее угрюмо, переминались и чувствовали себя не в своей тарелке. Возможно, они ее узнали, оттого и не послали по конкретному адресу.
– Ну, хорошо, парни, – она сменила тактику. – Вам запрещено говорить – понимаю. Двадцать первого был последний вылет… – И тут до нее дошло. Читая строки хроники информагентств о последних событиях в Ливии, она не могла избавиться от чувства, что в них чего-то не хватает. Чувство было неуловимое, и только сейчас она сообразила: с двадцать первого числа не было ни одного боевого вылета истребителей-бомбардировщиков! Вообще никаких вылетов не было – морская авиация не патрулировала, разведывательных полетов не осуществлялось. Да, собственно, и вылет группы бомбардировщиков 21-го числа с базы в Сигонелле в хронике не фигурировал. – Кто может дать информацию, парни? – встрепенулась она. – Чей это самолет? – Ее осенило, она ткнула пальцем в крылатую боевую штуковину, смотрящуюся без боевого снаряжения как-то сиротливо.
– Поговорите с Оноре Латиньи, мэм, – неохотно буркнул белобрысый. – А к нам не приставайте. Не видите, работаем?
Понимая, что больше ничего не добьется, и лучше намек на информацию, чем вообще ничего, она мило улыбнулась и вышмыгнула из ангара. И – надо же какая встреча! – въехала носом в возбужденного штабного офицера, предпочитающего бегать за Мари в компании двух сержантов.
– Стойте, мэм! – выкрикнул офицер, хватаясь за кобуру.
– Стрелять будете? – удивилась Мари. – Да что тут со всеми происходит, капитан?
Тот подал знак подчиненным, чтобы держали девицу под контролем, и тут же один, с физиономией одомашненного гиббона, шагнул ей за спину, второй – тоже не рахитик с атрофией мышц – навис над душой. Несколько минут офицер сосредоточенно всматривался в ее документы, облизнул пересохшие губы и, поколебавшись, вернул бумаги.
– Что это значит, мэм? Вам нельзя здесь находиться. Почему вы от нас бегаете?