— Не забывай, воевода, что Владислав женат на дочери печенежского хана Кури, — хмуро сказал Добрыня. — Печенеги всегда будут рады помочь Владиславу утвердиться в Киеве.
— Чего же тогда Владислав до сих пор медлит? Отчего он не исполчает печенегов в набег на Киев? — промолвил Блуд. — Ведь грозного Святослава Игоревича уже восемь лет как нет в живых.
— Видимо, у Владислава были на то причины, — задумчиво заметил Добрыня. — Может, Владислав не желал зла своему племяннику Ярополку. Может, он не хотел своим набегом навлечь гнев киевлян на своих сестер. Кто знает… — Добрыня помолчал и добавил с тягостным вздохом: — Теперь-то у Владислава руки развязаны. Ярополк мертв, а Предслава и Борислава уехали из Киева к нему в Тмутаракань.
* * *
«Хитрит Блуд! — размышлял Добрыня, расставшись с воеводой и уединившись в своих покоях. — С каким-то тайным умыслом он спровадил Предславу и Бориславу в Тмутаракань, не иначе. Выгадал время хитрец, когда меня в Киеве не было, и выпустил Гробоевых дочерей на волю. Похоже, сомневается Блуд, что Владимир усидит на киевском столе. Ему ведь ведомо, что далеко не все киевляне хотят иметь князем сына рабыни. А может, тем самым Блуд желает получить прощение от Предславы за то, что при его участии Ярополк сдался на мою милость и лишился жизни. Может, Блуд подбивает клинья к Владиславу, чтобы в случае чего бежать к нему в Тмутаракань».
Размышления Добрыни были прерваны появлением дружинника Сигвальда, который сообщил ему о приходе Торы, жены свейского конунга Стюрбьерна Старки. Тора желала говорить с Добрыней по какому-то важному делу, не терпящему отлагательств.
«Вот нетерпеливая упрямица! И чего ей не спится в ночь-полночь! — мысленно посетовал Добрыня. — И ведь никак не откажешь! За спиной у Торы стоит вся варяжская дружина ее мужа. С этим приходится считаться!»
Добрыня велел Сигвальду пропустить Тору к нему в светлицу.
Войдя в комнату, на бревенчатых стенах которой висели роскошные восточные ковры, Тора поприветствовала Добрыню на ломаном русском языке. Это была статная женщина тридцати трех лет, приятной внешности, светловолосая и белокожая, как все женщины варяжского племени. На ней было длинное белое платье с голубыми и синими узорами в виде завитков и листьев. Голова Торы была покрыта белым платком, который она сбросила на плечи, едва представ перед Добрыней. На лбу Торы блестели в свете масляных светильников мелкие капли дождя. На шее у нее переливалось ожерелье из винно-желтых топазов.
Ответив на приветствие гостьи, Добрыня гостеприимно указал ей на стул, покрытый шкурой рыси.