Дети стыдливо отвернулись — жених и невеста целовались.
…Всю ночь пели, плясали, смеялись люди, истосковавшиеся по общению друг с другом не в горе, а в празднике.
На соляных и сульфатных озерах блуждали лучи прожекторов, гудели комбайны, гудели паровозы, ведя за собой вагонетки, груженные сульфатом и солью. Никто не спал — ни те, кто работал в ночную смену, ни те, кто отдыхал после дневной.
Возбужденные Амир и Мухтар тоже не спали. Они лежали на мешках с солью, составленных на борту каика, и смотрели на мерцавший свет костров на берегу.
Где-то недалеко под скорбные звуки домры сильный гортанный голос пел песню народного акына Турсунбая Аралбаева:
В ауле Терен-Озек,
На берегу Сыр-Дарьи,
Спокойно жил человек,
Работал до поздней зари.
И вот звучит по радио весть,
Народ всполошился весь:
«Фашисты затеяли бой
С нашей мирной страной.»
Злоба клокочет в груди,
Гнев затуманил глаза.
«Смерть их ждет впереди, —
Так я народу сказал. —
Вместе со всею страной
Я ухожу на бой.»
— Вот приплывем на рудник, — жарким шепотом сказал Амир, — и рванем оттуда на фронт. Говорят, там проходят поезда с грузом на фронт… Знаешь, что я хочу? Поклянись, что никому не скажешь.
— Ну…
— Клянись!
— Ну. клянусь.
— Я хочу отомстить за отца, — прошептал Амир и с пылом добавил: — Я хочу быть, как Карасай! А ты?
Из шатра вышла девочка. Смутившись, что невольно подслушала разговор, виновато глянула на Амира и поспешно ушла на «голову» каика.
Переглянувшись, ребята стали нестройно насвистывать.
Рано утром, словно бы преображенные, отдохнувшие душой, люди с новыми силами принимались за тяжелую работу. Вагонетки с надписью «Все для фронта» быстро катили от соляных озер к мельницам, а от мельниц — к пристани.
Старик принимал у почтальона треугольники писем и передавал их девочке. Взяв «похоронку», старик долго разглядывал ее, сказал со вздохом:
— Да-а… Куляш-апа. Мужа и сына убили, а теперь вот… дочь. Амина…
Почтальон протянул солдатский вещмешок, исписанный химическим карандашом и заляпанный сургучным крошевом.
— Это бойцы прислали ее вещи… Вот опись. Можете проверить.
Старик промолчал, потом передал вещмешок девочке. Та боязливо приняла его и поставила туда, где стояли посылочные ящики и мешки.
…Сильно перегруженный каик осел так, что волны допрыгивали до самых фашин — возвышения ив прутьев джингиря на бортах. Мешки с солью громоздились на баркасе, оставляя узкий проход от кормы к шатру и немного места у очага. Буксирный катер, надсадно. тарахтя, тащил за собой каик, выводя сто из затона соляной пристани на фарватер реки.
За каиком стелились но воде плоты силанного леса — плот-матка и два сплотка.