Сидоров слушал, казалось, невнимательно, вертел головой, оглядывая окрестности, а потом вдруг спросил: — Что, есть крестьяне, готовые заплатить целый рубль за молитву?
— Есть, — ответил Николай, — только не за молитву, а за службу. Изгонять злых духов и приманивать добрых — это сейчас модно. Бывает, и больше платят. Есть в Гордино богатый мужичок, кулак, так он, я слышал, как-то трёшку заплатил.
— Почему кулак?
— Настоящий кулак, ростовщик-процентщик. У него есть деньги, которые он даёт в рост. Его землю, как и барскую, соседи-крестьяне обрабатывают, за долги, а он ходит руки в карманы. Таких как он, большевики с удовольствием раскулачивали.
— А где он деньги взял?
— Тайна сия вельми великая бысть. В наследство досталось, ещё до Положения. Может дедок на большой дороге промышлял, может папаня где-то стибрил. Но не честным трудом, это понятно.
Александр подозрительно посмотрел на Николая: — Так ты и ему на мозоль наступил?
— Да нет, вряд ли, — Николай нахмурился — ты на что намекаешь?
— Пока не на что. Ты его проверял?
— Нет.
— А зря.
Как не был Великий Князь Сергей Александрович оглушён резким тоном молодого Императора, он приказал немедленно собрать всех начальников департаментов.
Расслабленные тризной, московские чиновники никак не хотели собираться в Губернаторском доме на Тверской. Сергей Александрович приказал Московскому губернатору, действительному статскому советнику Александру Григорьевичу Булыгину, тащить всех, невзирая на степень опьянения.
Надо сказать, что у Великого Князя Сергея Александровича был чин "Московский Генерал-губернатор", в то же время существовал и просто "Московский губернатор". Надо полагать, не великокняжеского ума дело было управлять Москвой, для этого держали специального статского советника. Действительного. Того самого, кто впоследствии, в той, первой истории, разработает положения о первой Государственной Думе, которая получит название "Булыгинская".
Только к девяти часам вечера последнего начальника департамента под руки ввели городовые и усадили на стул. Бордовое лицо и глаза сопряжённые на переносице явно говорили, что он готов выполнить любое распоряжение начальства… но, не сейчас.
Великого Князя в Москве не боялись. Надо сказать, в то время вообще мало было страха перед Большим начальством. Нет, конечно, всякие Акакии Акакиевичи трепетали перед своими непосредственными, но на вершине иерархии страха не было. Московский градоначальник никого из своих ближайших подчинённых никогда не снимал с должности, и, Боже упаси, не отдавал под суд. Нерадивых чиновников или отправляли на повышение, или передвигали на другую должность, или торжественно провожали на пенсию. Скандалы заминались под всевозможными предлогами, в основном, чтобы не будоражить общественного мнения.