— Лех. — Макс стряхнул пепел на крыжовник. — Мне Голос с неба был.
— Да? — Леха почесал коленку через выцветшие джинсы.
— Помнишь, месяц назад у тебя на веранде ночью сидели? — Макс затянулся, потом кивнул головой назад, где в открытой двери сквозняк полоскал занавеску. — Выхожу я с утра, а мне с неба: «Здравствуй, Максим. Как поживаешь?» Я говорю, нормально поживаю. И спать пошел.
Леха вспомнил, как это было: неподвижный ледяной воздух бодрит после табачного дыма. На веранде запотели стекла. Иней на земле. А солнце еще за горизонтом, но уже играют его лучи в сосновых верхушках. После той ночной пьянки народ отчего-то разбредался поодиночке.
Леха снова почесал коленку:
— Тетя Люка потом мне говорит: «Что это Максим такой суровый? С утра встаю, окно открываю, смотрю, он от тебя уходит. Я ему — здравствуй, Максим. А он чего-то под нос буркнул, даже не оглянулся, не поздоровался».
— Да? Тетя Злюка, говоришь?
— Ага. Я вот думаю, не выпить ли нам сегодня?
— В легкую?
— Конечно. У тебя «Ява» на ходу?
— С утра заводил.
— Давай в Одинцово за водкой сгоняем?
— Давай.
Их неспешный шаг, которым они пересекли сначала участок, а потом улицу, учащался сам собой. По гулкому, как пустая бочка, мостику спустились к калитке почти бегом. И скоро вдвоем выкатывали из сарая старенький мотоцикл.
Леха на ощупь повернул краник под бензобаком, закинул ногу, дернул стартер. Со второго раза движок завелся. Погазовал, погазовал.
Через орешник по тропке — в лес. Из утоптанной в асфальт земли торчат корни, не разгонишься — с дороги выбросят. Потом пять минут вдоль высокого зеленого забора дачи генерала Паулюса. Немца давно нет, и был-то он ведь не генералом, а маршалом — но название прижилось. Потом через ручей. Снова километр по лесу. И по бетонке, что ведет вдоль увитой колючкой стены военного завода. А там уже Одинцово.
Есть еще путь — по Можайскому шоссе. Там часто несутся на бешеной скорости черные машины со спецсигналами, на хорошем мотоцикле можно идти с ними наперегонки.
И конечно, до Одинцово можно доехать на электричке. Десять минут. Но Леха так никогда не делал.
А результат всегда один. Плешка. Там жизнь не спит круглые сутки, всегда найдется что выпить и чем закусить. А если не хватит водки, то шустрые продавцы в своих тихих гаражах разольют по вымытым прозрачным бутылкам еще. И народ водку выпьет, и следов не останется, и дым в голове развеется на следующее утро — последняя улика.
Леха включил скорость, чуть отпустил сцепление. Поджал тормоз. Держит. И вдруг заглушил движок.
— Знаешь, — сказал он чуть виновато, — мне трезвому страшно. Поехали на машине, а?