— Пан Валентин, расскажите нам про восстание тридцать первого года!
Валентин обнял мальчика и сказал тихо:
— Не доросли мы еще…
И махнул рукой, и ничего больше не сказал. А Ярек так и не понял, кто же не дорос — они ли с Теофилем или, может, кто еще… Но он знал, что хотя со времени этих восстаний — и того, русского, в Санкт-Петербурге, и польского, в котором участвовал и дядя Петр, прошло много лет, — ведь ни его, ни Тео тогда еще на свете не было, — а тем не менее все кругом полно рассказами об этих восстаниях, только говорят о них шепотом и при закрытых дверях.
В тот день, перед отъездом Ярослава, Валентин покатал мальчиков на лодке по Тетереву. Медленно плыли они между скалистыми берегами, поросшими лесом. Сидели притихшие, молчаливые, говорить не хотелось. Молчал и Валентин, только разок сказал, покосившись на Ярека:
— Так-то, брат… Значит, будешь ты офицером, барином…
Теофиль заплакал и проговорил:
— А я нет…
Ярослав, чтобы отвлечь брата от грустных мыслей, сказал:
— Тео, видишь вон ту высокую сосну?
Тео поднял свое лицо с невысохшими слезами и сказал:
— Вижу. А что?
— А видишь на верхушке скворечник?
— Вижу.
— А видишь, как сосна качается под ветром?
— Да, вижу. Так что?
— А там птичка. Как ты думаешь, ее может укачать?
Тео сразу увлекся решением этой проблемы. Валентин же улыбнулся и сказал:
— Ой, и хитер ты, Ярек. Далеко пойдешь…
Выезд был назначен на раннее утро. Еще накануне отец принес подорожную и сам заполнил ее. У него был красивый почерк, буковки стройно лепились одна к другой. Писал он медленно, тщательно, — тщательность, пожалуй, единственная черта характера, которая передалась от отца Яреку. Сначала была заполнена графа: «Маршрут». Против вопроса: «По какой надобности едет?» — отец с явным удовольствием вписал: «По казенной». Пану Виктору удалось через влиятельных знакомых достать для Ярослава официальный вызов в кадетский корпус. Далее следовала графа: «Какие лошади?» Отец со вздохом сожаления написал: «Почтовые». Ибо на курьерские не хватило бы прогонных денег. И так каждая верста обходилась в восемь копеек. Правда, платила казна, но ведь, помимо прогонных, в этом длинном пути от Житомира до Бреста сколько еще набежит дорожных расходов!
Станционный смотритель был знаком пану Виктору. Он подобрал хороший, крепкий возок. Туда положили дорожный ларец со столовым прибором, баулы с провизией, кожаный кофр с одеждой, бельем и постелями. Прихватили и два тюфячка. Отдельно поставили корзинку со сластями и домашними пирогами для пани Казимиры Пухальской. У нее-то в Бресте и рассчитывала остановиться пани Домбровская с сыном.