Я слушал все это, представляя себе знакомые лица и нашу махаллю… И так мне домой захотелось!
— Ну, ладно, — сказал я, — мне идти надо. Остальное сам узнаю, когда вернусь.
Тут я вспомнил про перепела, которого подарил мне Рахматулла-саркар. Перепел сидел у меня за пазухой.
Я вытащил его и протянул Тураббаю.
— На вот, посади в клетку, хорошо петь будет.
Тураббай взял перепела и погудел ему в уши. Потом еще раз погудел.
— Да это самка! — сказал он.
— Я всю степь обошел, я, что ли, самца от самки не отличу! — В душе у меня, однако, никакой уверенности не было. Мы остановили какого-то парня.
— Мулла-ака, посмотрите, получится из него певчий — или нет?
Парень взял перепела, оглядел и улыбнулся.
— Из ее птенцов певчие получатся, а из нее нет!
Я и вида не подал, что посрамлен.
— Ладно, — сказал я Тураббаю, — в плов положишь.
Мы распрощались и пошли в разные стороны.
Хаджи-баба и остальные уже кончали третью молитву, когда я вернулся. Я сложил в стороне свои покупки — свечи, нас, халву, оставшийся гранат, сменил воду в чилиме, вычистил головку. Потом вытер самовар, убрал лопаточкой золу и, как ни в чем не бывало, встал, с полотенцем через плечо, с веником в руке, ожидая, когда кончится намаз. Тут он и кончился.
— Ах ты, мой сиротинушка, загулял, бедный! — сказал Хаджи-баба. — Говорят, у сироты отцов много. Так вот оно и бывает, видно, нашел себе пару отцов, а? Нашел?
Ишь ты, какой мягкий веник, чтоб тебя германская пуля поразила!
— Смотрите, Хаджи-баба, уже закат на дворе, не проклинайте в эту пору, — сказал один из курильщиков.
— Совсем от рук отбился! — сказал Хаджи-баба.
— Что интересного на базаре случилось? — спросил курильщик, который за меня вступился.
— Ой, Хаджи-баба, — сказал я, — нынче на базаре толпа Рахмата-Хаджи убила, знаете, красивый такой, муж Айши-яллачи! Самосуд устроили…
— Ай-яй-яй… — сказал Хаджи-баба. — Сохрани пас аллах! И вправду красивый был мужчина, интересный собой! Царствие ему небесное! Ну, если его толпа убила, зачислят его в число великомучеников, пострадавших за религию… Зато от вечных мук в адском огне избавился… Вот так-то.
Но остальные хотели узнать подробности.
— Расскажи, как это было? Ты сам видел? Где? В парикмахерской услышал? О, да ты побрился! И правда, ты стал точь-в-точь как иранский падишах Ахмедали-лысый, я сам фотографию видел! Ну, рассказывай…
Я начал рассказывать всю историю с самого начала, как я что услышал и где что увидел. На меня нашло вдохновение, и подробности, одна другой ярче, рождались у меня прямо на ходу и соскакивали с языка так легко, словно были наичистейшей правдой. На самосуд, сказал я, собралось столько народу, что в одном месте земля провалилась, и я чуть было не упал в провал, но он уже был полон теми, кто провалился до меня. А потом царь направил туда стотысячное войско, и войско семьдесят один раз стреляло по народу, и все так шарахались от пуль, что девять женщин родили недоносков, а один из минаретов мечети Кукельдаш покосился. А потом полицейские Мочалова разграбили шорный ряд, а женщины, купавшиеся в это время в бане, выбежали со страху голыми…