Она все еще там, на террасе, погруженная в раздумья о мужчине, которого она любила. Тому ублюдку явно наплевать на нее, иначе он не оставил бы ее в одиночестве и избавил бы от приставаний распутников. От приставаний Элиса Линдона.
Взгляд его затуманился, и он вдруг с ужасом понял, что на глаза его навернулись слезы. Элис быстро вышел из зала в холл и щелкнул пальцами, требуя подать ему шляпу, трость и плащ.
— Велите моему кучеру ехать домой, я пойду пешком.
Он вышел на улицу и пошел куда глаза глядят. Проклятье, но она принадлежит ему! Он любил ее. Что же она творит, возжелав другого? Он любил ее. Элис остановился посреди мостовой как вкопанный.
Так вот что означало это волнение, это умиротворение, когда он был рядом с ней, когда их мысли перекликались — и они смеялись, понимая друг друга без слов! Страсть. Потребность защитить ее. Любовь — то самое чувство, которое, как он полагал, не может испытывать зрелый, благоразумный мужчина.
— Хочешь подружиться, красавчик? — Он обернулся на голос: девчонка, услужливо подставив локоток, плутовато посматривала на него снизу вверх, явно приглашая в темный переулок.
— Нет. — Он опустил руку в карман и выудил для нее монету. — Я совсем не расположен дружить.
Проститутка попробовала монетку на зуб и пошла прочь, кокетливо оглядываясь через плечо и вихляя тощими бедрами под мишурой безвкусно-пышного наряда.
На корабле Перси как-то спрашивала его, почему он не женится на ней, а затем, не дожидаясь его ответа, объяснила, почему она не примет его предложение. «Я желаю вас, но не люблю. Вы мне даже не нравитесь — так, как нравились в детстве», — сказала она.
И он все давил на нее, принуждая принять его предложение, так что в конце концов — несмотря на возродившиеся непритязательные дружеские отношения — они окончательно перестали понимать друг друга и все свелось к заурядному препирательству. А для него эта вольная дружба, эта страсть и чувство долга постепенно, естественно и незаметно сплавились в нечто целое, неизмеримо большее — и он даже не осознавал этого. Вероятно, это проснулась любовь, до поры дремавшая в его душе.
Мог ли он убедить ее? Уговорить? Но если она отдала свое сердце другому, ее ничем — и никем — не возьмешь.
— Черт, я сам все запутал, — известил он пустынную улицу.
Как ему теперь жить без Перси?
Он ушел безо всякого сопротивления, оставив поле битвы за неведомым противником, уныло думала Перси. Но ведь он и не знал, что за это поле стоит побороться. Он не знал, что она любит его, не знал, что она желает ответного чувства. Будучи благородным мужчиной, он спас ее от Лангема, сделал все, чтобы исключить скандальные для нее последствия, — и ушел, приняв ее объяснение в любви за окончательный отказ. Джентльмен до мозга костей.