– Собаке собачья честь – не суди, да не судим будешь. Не он судья! – рявкнул Аккардт, а потом спросил: – На сколько тебя «отпустили»?
– На два дня. Для встречи с женой, за одеждой и кое-какими харчами, там с этим делом у них бо-о-о-льшие проблемы, – спокойно ответил Макарук.
– В Люблине не крутись. Могут случайные люди засечь. Немедленно отправляйся к себе домой в деревню. Тебя подбросят на машине. Завтра встретимся у пани Зоси ровно в шестнадцать, – я думаю, ты найдешь её ресторанчик?
Затем он стал подробно растолковывать, как найти ресторан.
– Теперь найду. Когда-то я бывал в тех местах, даже возле него, – да-да, припоминаю.
– Ну вот и хорошо… Там у меня есть комната. Пройдешь через черный ход на второй этаж – третья дверь слева. Если меня не будет – подождёшь в коридоре. Но этого, я так думаю, не случится. Я буду тебя ждать – приду заранее…
И действительно за Иваном вечером пришла легковая машина. Его гестаповец-солдат отвез на край села и не проводил из салона, а скорее – выбросил, как зайца из мешка в чисто поле. Он шел впервые робко не по своей, а чужой, недавно приютившей его с женой земле и всё время пригибался, как будто хоронился от своих соседей. Пробирался огородами, преодолевая колючие кустарники домашней ажины – ежевики и ломкой малины.
Лениво лаяли собаки по крестьянским дворам. Пахло прелой соломой и навозом с хозяйских дворов. На болоте и у пруда квакали лягушки. Иван вздрогнул, когда неожиданно услышал громкое ржанье соседского коня. Над горизонтом из-за черной полосы леса поднимался огромный красный шар вечерней луны, от чего, казалось, стало ещё темнее.
Вот и милая хатка, ставшая ещё роднее после разлуки с женой. Он подошел на цыпочках к окну и подушечками пальцев тихо побарабанил по стеклу. Тут же колыхнулась занавеска, как будто кто-то стоял у окна.
Через мгновение в сенях зашуршали босые ноги Марыси – милой Марысечки. Так он называл свою любимую. Дверь отворилась. Жена бросилась тигрицей на плечи Ивана и буквально впилась в его губы. Он, в свою очередь, долго не отпускал её. Слёзы радости полились из глаз. Крепко обнявшись, они вошли в светелку. Она хотела зажечь каганец и стала искать в темноте на выступе русской печки коробок со спичками.
– Не надо, Марысечка, посидим без света. Я утром должен покинуть дом… Так надо, так надо…
Ничего он ей не сказал об идейной переориентировке, о задании партизан-разведчиков, только обнадежил, что скоро закончится война, и они вернуться на Родину – в их многострадальную Волынь, где будет новая власть, которая защитит людей от дурацких кровавых шабашей между славянами.